— Да, если твоя цель — лишь переводить. Теперь тебе придется убеждать. Придется верить.
В подтексте этих фраз крылось такое, на что я не смел надеяться.
— Ты хочешь сказать?
— Нельзя позволить правде просачиваться по капле. Нельзя дать вам шанса укрепить дамбы и выставить рационализации. Преграды должны рухнуть. Вас должно захлестнуть. Снести. Невозможно отрицать геноцид, сидя по горло в океане расчлененных тел.
Он играл мной. Все это время. Подготавливал, выворачивал мою топологию наизнанку.
Я чувствовал — что-то происходит. Только не понимал, что.
— Я бы все понял, — промямлил я, — если бы ты не заставил меня вмешаться.
— Мог бы даже прямо с меня считать.
— Так вот почему ты… — Я покачал головой. — Я думал, потому что мы — мясо.
— И поэтому тоже, — признал Сарасти и посмотрел мне в лицо.
В первый раз я столкнулся с ним взглядом. И был потрясен, узнав….
До сих пор гадаю, почему не заметил этого раньше. Все эти годы я хранил в памяти мысли и чувства другого, юного человека, остатки того мальчишки, которого мои родители вырезали у меня из-под черепа, чтобы освободить место для нового Сири. Он был настоящий. Его Мир был живым. Я мог проигрывать для себя воспоминания той, Другой личности, но в рамках собственной практически ничего не чувствовал.
Наверное, сомнамбулизм — и не такое плохое слово для этого…
— Хочешь, я расскажу тебе вампирскую сказку? — спросил Сарасти.
— У вампиров бывают сказки? Он принял это за согласие.
— Лазеру поручают найти темноту. Он живет в комнате без дверей, без окон, без других источников света и думает, что выполнить задание будет легко. Но куда бы он ни обернулся, он видит свет. Каждая стена, каждый предмет обстановки оказываются ярко освещенными. В конце концов, лазер заключает, что темноты нет, что свет повсюду.
— Какого черта ты имеешь в виду?
— Аманда не готовит мятеж.
— Что? Ты знаешь о…
— Даже не думает. Спроси ее, если хочешь.
— Нет… я…
— Ты ценишь объективность.
Ответ был так очевиден, что я не озаботился его озвучить. Вампир все равно кивнул.
— Синтету непозволительно иметь собственное мнение. Так что если оно у тебя появилось — значит, оно чужое. Команда тебя презирает. Аманда хочет отстранить меня от командования. Половина из нас — ты. Полагаю, это называется 'проекция'. Хотя, — он склонил голову к плечу, — в последнее время ты исправился. Пойдем.
— Куда?
— В ангар. Пора выполнить свое задание.
— Мое…
— Выжить и засвидетельствовать.
— Робот…
— Может передать данные — если только ему не выжжет память, прежде чем он покинет систему. Робот никого не в силах убедить. Робот не в силах пробиться сквозь рационализации и отрицание очевидного. Робот не может достучаться. А вампиры… — он запнулся, — …не лучшие ораторы.
Этим словам полагалось вызвать мелочную, эгоистичную радость.
— Все ложится на меня, — проговорил я. — Вот что ты хочешь сказать. Я сраный стенографист, и все ложится на меня.
— Да. Прости меня за это.
— Простить тебя?
Сарасти взмахнул рукой. Лица сгинули; осталось лишь два.
— Ибо не ведаю, что творю.
Новости расцвели в КонСенсусе за несколько секунд до того, как Бейтс их огласила: тринадцать шумовок не показались из-за Большого Бена по графику — Шестнадцать. Двадцать восемь.
Отсчет пошел.
Сарасти пощелкивал про себя, пока они с майором играли в салки. Тактический дисплей заполняли многоцветные сияющие нити, клубок обновленных прогнозов, сложных, как искусство. Они оплетали планету волокнистым коконом; 'Тезей' висел в отдалении нагой искрой.
Я ожидал, эти линии наколют нас, точно иглы — бабочку. Странно, ни одна из них этого не сделала, но модель охватывала только ближайшие двадцать пять часов и оставалась надежной вдвое меньше. Даже Сарасти и Капитан не Могли заглянуть в будущее дальше, когда в воздухе так много булав. Однако и у этой тучи была слабенькая светлая изнанка: стада скоростных левиафанов не могли просто прихлопнуть нас без предупреждения. Очевидно, для этого им все же придеться лечь на нужный курс.
После того как нырнул 'Роршах', я уже подумал, что законы физики отменились.
И траектории излучали угрозу. Минимум три шумовки на ближайшем обороте должны были пройти в сотне километров от нас.
Сарасти, раскрасневшись, потянулся за инъектором.
— Пора. Пока ты дуешься, мы переоборудуем 'Харибду'.
Он приставил иглу к горлу, сделал укол. Я продолжал пялиться в КонСенсус, пойманный в текучую паутину огней, словно мошка у фонаря.
— Сири, сейчас же.
Он вытолкнул меня из своей палатки: Я выплыл в коридор, ухватился за подвернувшуюся ступеньку — и замер.
Хребет кишел солдатиками. Они патрулировали туннель, стояли на посту у фабов и шлюзов, огромными насекомыми цеплялись за ступени раздвигающихся позвоночных лестниц. Медленно и неслышно растягивался сам корабль.
Такое может быть, вспомнил я. Гофры хребта сжимались и расслаблялись, точно мышцы, ствол звездолета мог вытянуться на две сотни метров, чтобы удовлетворить запоздалую нужду в лабораторном или свободном пространстве.
Или пехоте. 'Тезей' расширял поле боя.
— Идем. — Упырь обернулся в сторону кормы.
— Что-то происходит, — вмешалась Бейтс сверху.
Мимо прополз прилепленный к расширяющейся переборке аварийный наладонник. Сарасти подхватил его, набрал команду. На стене проявилось рабочее окно Бейтс: крошечный кусочек Большого Бена, экваториальный квадрант всего парой тысяч километров в поперечнике. Там вскипали тучи, там зарождался бурлящий вихрь, кружащийся слишком быстро, чтобы казаться реальным. Поверх изображения накладывались круговерти заряженных частиц, скованных спиралью Паркера. Там поднималась из глубины туша.
Сарасти защелкал горлом.
— МРИ?[86] — спросила Бейтс.
— Только оптический диапазон.
Сарасти подхватил меня за руку и без усилий поволок в сторону кормы. Окно бежало рядом с нами по переборке; на глазах у меня семь шумовок вырвались из-под облаков, неровный круг раскаленных докрасна прямоточников, рвущихся в космос. Миг спустя КонСенсус просчитал их траектории; сияющие дуги вознеслись, обнося корабль, точно прутья клетки.
'Тезей' содрогнулся.
В нас попали, подумал я. Внезапно неторопливое расширение хребта перешло на форсаж; складчатые стенки дернулись, расправляясь, потекли мимо моих протянутых пальцев, в то время как захлопнутый люк уплывал вперед…
…уплывал вверх.