Мы квиты.
— Когда женщина что-то замалчивает — это тайна, а когда мужчина — он просто вредничает.
— Это женская точка зрения, а моя правда — другая… Ну хорошо, хорошо, согласен: я — вредный. Занудливый, вредный и очень обаятельный.
— С чего ты взял?
— Ты сама сказала.
— Я сказала, что ты похож на обаятельного Депардье, а о тебе лично я не говорила ни слова. Не «передергивай».
— Но ты же подразумевала.
— И вот таким образом ты хочешь мне понравиться…
— Не «хочу», а уже понравился.
— А эта версия откуда взялась?
— Вижу.
— И, конечно, ошибаться ты не можешь?
— Нет. Мужчины не могут ошибаться. Они опытнее, умнее, и они — мужчины… Но если всё же они ошиблись, значит, встали на женскую точку зрения.
— Так… Я пришла. А вот ты…
— Может, всё же помиримся? — предложил я.
— Мы и не ссорились.
— Тогда почему ты смотришь на меня так, словно я только что наговорил тебе кучу гадостей?
— Ты ещё и нахал, — констатировала она. — Видела бы моя мама, с кем я познакомилась.
— Строгая? — настороженно спросил я.
— Очень.
— Тогда хорошо, что не видит… Думаешь, у меня совсем нет шансов ей понравиться?
Она сделала вид, что думает.
— Если ты, по своему обыкновению, не начнешь знакомство с шокирующих откровений и позиций… Если не станешь говорить разные гадости о женщинах… Если…
— Тогда я лучше буду иметь дело с папой, — решил я. — Папа кто?
— Военный врач.
— О! С врачами я общаться умею. А с военными врачами нахожу общий язык совсем быстро…
— Если вдуматься глубоко, то я и не собираюсь знакомить тебя со своими родителями. Они могут неправильно понять и испугаются.
— Это маленькая месть за мои размышления о «слабом поле»?
— Нет, за то, что ты все ещё надеешься, что я приглашу тебя в квартиру выпить чаю или кофе.
— Ах, даже так… Значит, мне предстоит ехать через весь город мокрому, замерзшему и несчастному?
Она грустно покивала головой.
— Хорошо, — насупился я. — В отличие от тебя я не злопамятный: как только отомщу — забуду… Можно, я приду завтра?
— А как же твоя работа?
— Я начальник, — коротко пояснил я.
— А-а… Вот и вся цена твоих измышлений о сильных мира сего. Хотя, если говорить честно, на начальника ты совсем не похож. В тебе солидности нет. Весомости и солидности.
— Вот только сравнивать меня с «сильными мира сего» не надо. Обзывай, издевайся, подшучивай, но с ними не сравнивай… Я настолько большой начальник, что могу позволить себе не выглядеть «солидным и весомым».
— Сколько тебе лет?
Я прищурил один глаз и подсчитал. Результат мне не понравился, и я ограничился двумя последними цифрами:
— Тридцать один.
— Выглядишь моложе, — удивилась она. — Спасибо, что проводил. Пока.
— Нет, это не честно, — запротестовал я. — Это не по правилам…
— По правилам, — улыбнулась она. — По моим правилам. До завтра.
— До завтра, — проворчал я, глядя на закрывающуюся за ней дверь. — До завтра… До завтра?.. Эй, я не ослышался? Ты сказала: «До завтра»?! До завтра!.. Конечно, до завтра!
— Если ты доживешь до завтра, козел! — послышался за моей спиной глухой голос.
— А что может случиться со мной сегодня? — полюбопытствовал я, разглядывая четверку окружавших меня парней. Одинаковые кожаные куртки и «кожаные» выражения их лиц недвусмысленно давали понять, кто передо мной.
— Ты имеешь шанс переохладиться, купаясь в Неве, — сообщил мне черноволосый паренек со сломанным, приплюснутым носом. — Приятель, я тебя уже второй раз здесь вижу. Это много. Это очень много. Я же объясняю только один раз. Слушай и запоминай. Про телку забудь. Я на неё глаз положил. Ты своим присутствием мне картину портишь, понял?
— Не понял, — признался я. — Из всего, что ты сказал, я не понял ничего. Я не видел ни одной коровы в этом городе, а уж тем более телки, на которой лежал бы твой глаз…
— Да он издевается, Болт! — с кривой ухмылкой пояснил один из «близняшек». — Ваньку валяет. Ему требуется объяснить… Он или не понял, с кем разговаривает, либо так хорошо «стоит», что не боится… Но в последнем я шибко сомневаюсь — рылом не вышел!
— Стою? — удивился я, глядя на свои ноги. — Да, я очень неплохо стою и хожу… Вы, наверное, мне что-то хотите сказать, а я не понимаю, — догадался я. — Странно, мне казалось, что я знаю все языки, кроме наречий аборигенов… Вы — аборигены?
— Подождите, — остановил своих рвущихся ко мне друзей тот, кого называли Болтом. — Я человек гуманный. Перед тем как кого-то замочить, даю шанс одуматься… Слушай внимательно, недоумок. Если я ещё раз тебя здесь увижу — живьем закопаю! Я своё слово держу. Я — контуженный, это все знают, и делаю, что хочу. Для меня нет законов, усёк? А теперь вали отсюда, сявка!
— Кажется, наконец «усёк», — сказал я тихо. — А теперь послушай меня. После всего, сказанного здесь, встречаться нам действительно не стоит. Потому что если мы ещё раз встретимся, то пищать вы будете так же громко, как сейчас шипите. Я тоже своё слово держу, и я не контуженный, это тоже все знают. Но для меня законы есть, и пищать вы будете именно по моим законам.
— Ну, все, сказки кончились, — покраснел от злости кривоносый. — Теперь начинается суровая правда жизни. Я тебя предупреждал, гнида!..
— Отойдите от него! — послышался откуда-то сверху встревоженный голос девушки. — Я сейчас милицию вызову!
Я поднял голову, увидел в окне испуганное лицо Нади и успокаивающе помахал рукой:
— Все в порядке. Не волнуйся. Просто…
Кривоносый резко выбросил вперёд руку, и я почувствовал какой-то странный толчок в грудь. Надя вскрикнула и исчезла из окна. Наклонив голову, я посмотрел на торчащую у меня из груди ручку самодельного кинжала.
— Хулиганы, — обиделся я, вытаскивая стилет из раны. — Лучше б вы оставались аборигенами…
Брезгливо отбросил в сторону скользкий от крови стилет и кивнул:
— А теперь, как вы и хотели, мы поговорим всерьёз…
— С тобой все в порядке? — спросила выбежавшая ко мне девушка. — Где они? Они ничего тебе не сделали?
— Они убежали, — сказал я, незаметно отодвигая ногой за колесо машины четверку сбившихся в кучу крыс. — Пошипели-попищали и убежали… Это твои знакомые?
— Не совсем. Тот, который с переломанным носом, это Генка Болтышев, они его Болтом зовут. Он в нашем доме живёт. Пытался за мной ухаживать, но я… Отвратительный тип.
— Да, — подтвердил я, разглядывая выглядывающую из-под днища машины крысиную морду. — Совершенно омерзительная физиономия… К тому же неосмотрителен, — добавил я, заметив наблюдающую