— Да, — согласился бедуин. — Не нравится название? Придумаем потом другое. Дело не в этом.
— А в чём?
— Не каждый писатель может похвастать тем, что у него фрилансером джинн!
— Джинн? — Расхохоталась Женька, не выпуская из рук камеры. — Ты серьёзно, или шутишь?
— Да, джинн, — настаивал бедуин.
— Ты на себя, урод, посмотри! — Расставила пальцы веером Женька, но к ней подбежал Антон, взял за локоть и отвёл в сторону.
— Женечка, писатель говорит, что это и есть тот тип, который рассказывает сказки о Кумране!
— Вот этот?! — Не верила Женька.
— Да-да-да. Не смотри на него так.
— Ещё неизвестно что он там может понарассказывать, — недовольно ворчала Женька, открывая сумочку, и вынимая расчёску и пудреницу. — Вы уверены? Это он? Посмотрите на эту хитрую рожу разбойника.
— А можно исполнить что-то для пробы сил? — спросила Женька, ища поддержки и понимания у мужа и его старого друга.
Бедуин понимающе кивнул.
— Спрашивай, — сказал он, склонившись в поклоне. — Демо-версия.
Женька оторвалась от зеркала, и бедуин застыл с раскрытым ртом. Он не мог отвести от неё глаз.
— Тебя как зовут? — Кокетливо спросила Женька.
— О, звезда Востока! Зови меня Ашан, — смущённо пролепетал он.
— Очень приятно. Женька. А она — Мария, — сказала Женька, пальцем показывая в сторону пальмы, где его рассматривала светловолосая девушка.
— Спрашивай, о, повелительница, Женька, — смешно сказал Ашан.
— Ну, ладно. — Хохотнула Женька, и поняла, что в голове её вакуум. — Какая я тебе повелительница?
— Погоди, — урезонивал Женьку Антон, — не отказывайся!
— Но ведь джинны не могут выбирать сами себе повелителей!
— Теперь могут. — Возразил Ашан, увиваясь вокруг Женьки. — С тех пор, как пала последняя печать, и джиннам нечего больше хранить, мы — свободны. Но, вольны выбирать себе службу, и того, кому служить. Сегодня я выбираю тебя, красавица!
— Опять? — Гневно свела брови Женька.
— Нет-нет! О, повелительница духов! Слушаю и повинуюсь! — Произнёс слова из далёкой сказки Ашан, и склонился перед Женькой. Повелительницей на сегодня.
Женька бросила длинный взгляд в сторону писателя, и громко сказала Ашану:
— Я ему доверяю! Сделай, как хочет писатель.
— Слушаю, и повинуюсь, — сказал Ашан. И всё исчезло.
Когда Женька открыла глаза, она увидела Антона и писателя, склонившихся над ней с бутылкой воды.
— Я всё проспала? — Улыбалась Женька, оглядываясь.
— Ну что ты, Женечка! — Улыбался ей писатель.
— Это я всё проспал, — с трудом скрывал свою ярость Антон.
— Я тоже проспал Ашана, — сказал писатель, выворачивая пустые карманы. — Кошелёк исчез.
— Попадись он мне! — Воинственность Антона распалялась.
— И тебя тоже?! — хохотала Женька, показывая на Антона пальцем.
— Он стащил мой генератор!
— Араб нас обокрал! Джинн! Ашан, блин! И Фуджик мой стащил! Ворюга.
Когда Женьку оставила истерика, она спросила:
— А где эта? Девушка моего мужа?
— Ты это о ком? — Удивлённо спросил Антон, а писатель, жестом успокоив его, ответил:
— Должно быть, она уехала отдыхать.
— Я тоже хочу отдыхать. Хочу в гостиницу! — Решительно произнесла Женька. — Я новобрачная. Я устала от вашего Дамаска.
И тут прозвучал чей-то голос:
— Был я в Дамаске.
«Ашан» мелькнуло в голове у Женьки. Она оглянулись, и успела заметить, как из-за камня показался, и снова спрятался худощавый человек в неброской одежде монаха. Женьку поразили его длинная, белая как у Деда Мороза, борода, и такие же белые, точно ватные, брови, за которые, как за карниз, цеплялся капюшон его монашеского платья.
— Простите, вы кто? — обратился к нему Игорь Брониславович, но старец его не слышал.
— Ухожу. — Сказал он. — Свет отныне — в словах, что несу из Пустоши.
— И что? Что это за слова, уважаемый? — Пытался заговорить писатель.
— Бог постановил через пророка Иезекиила, сказав: 'Жрецы, левиты и сыны Садока, которые охраняли Мою святыню, когда сыны Израиля уклонились от Меня, подадут Мне жир и кровь'. Жрецы — это возвратившиеся Израиля, выходцы из земли Иудейской, а левиты — присоединившиеся к ним. Сыны Садока — это избранники Израиля, величаемые по имени, стоящие в конце дней'. Есть подробное изложение их имен по родословиям, срок их пребывания и счет их бедствий, годы их поселения в чужой стране и перечень их дел. — Женька оценивающе кивала головой.
— Серьёзно поставленный учёт, — сказала она.
— Кадры решают всё. — Зачем-то ляпнул Антон, и поспешно прикрыл рот рукой, но старец сделал вид, что не заметил.
— Вы артист? — Как можно вежливей спросил Антон, но понимания не нашёл. Старик снова спрятался за валуном, и оттуда слышалось его рокочущее бормотание:
— Святость повторяют те, кого очистил Бог: и оправдают праведника и обвинят нечестивца. Первые, и все пришедшие за ними, чтобы поступать согласно Учению, до завершения срока, согласно Завету, который Бог установил для Первых, чтобы очистить их грехи, — так Бог очистит и остальных. И при завершении срока по числу этих лет не надо больше возводить род к Дому Иуды, но лишь стоять каждому на своей твердыне.
Голос умолк, а все слышавшие это, оторопели.
— Простите, — поинтересовалась Женька. — Вы говорите о сегодняшнем дне? Или о прошлом?
Писатель, приблизившийся к старцу, испуганно отшатнулся. Напоминавший блаженного выскочил из-за укрытия, и, замахнувшись посохом, указал куда-то в сторону:
— Стена построена. — Он выпрямился во весь свой рост и, задрав высоко к небу подбородок, смотрел куда-то очень далеко, где не было ни Женьки, ни Антона, ни писателя Игоря Менева.
— Закон распространился, — говорил старик, а ветер подхватывал его слова и уносил куда-то. Стоя на ветру, он зажимал бороду в кулак, говоря:
— Трепет и ров, и петля на тебя, житель земли! Так Бог сказал… через пророка Исайю… Велиал идёт… по земле Израиля!
От слов этих в жилах стыла кровь. Распахнутыми глазами они вглядывались в лицо блаженного, но тени безумия не было в нём. Портрет старца был строг и аскетичен. Высокий лоб мудреца, а в глазах не безумие, но — вселенское страдание. Прямая спина, чистые руки, тонкие пальцы.
— Толкование этому — три сети Велиала, о которых говорил Левий, сын Иакова, которыми Велиал ловит Израиль, а выдает за три вида праведности. Первая сеть — это блуд, вторая — богатство, третья — осквернение святыни. Избежавший этой — уловлен той, и спасшийся от той — уловлен этой. 'Строители стены' — те, кто идут за 'Приказчиками», такими как 'Каплющий', или 'Проповедник'. Как сказал пророк: 'Капелью каплют, проповедуя ложное'. Они — осквернители святилища. 'Тенета паука — их тенета, яйца аспидов — их яйца'. Близкий к ним не оправдается, многократно будет виноват, разве если был принуждаем. Ибо еще прежде Бог взыскал их дела, и гнев Его запылал за их поступки. 'Ибо это — народ
