отдалённым мирам?
– Во снах время ещё послушнее, чем в плотных мирах, – улыбнулась она. – Если захочешь, я преподам тебе пару уроков по управлению пространством и временем.
– Могу ли я в свою очередь чему-то тебя научить?
Брови Тамисии (вернее, Джинни, раз уж она сама пожелала откликаться на это имя) поползли вверх. И даже Эмо отвлёкся от изучения 'Трактата о хитростях'.
– Не любишь оставаться в долгу?
– Именно.
– Что ж, раз так, я постараюсь принять и усвоить всё, что ты можешь мне передать.
А Эмо добавил не без таинственности:
– Я ведь говорил: наш человек!
– Теперь вижу, – кивнула Джинни. – Ну что, Эйрас сур Тральгим, отправляемся?
– Лучше зови меня Иглой.
– Как скажешь.
От вскинувшихся рук Джинни разлетелась упругая волна, исказившая очертания предметов. Магия, меняющая пространство, в действии. Кокон отгородил нас с ней от окружающего общей оболочкой, плотной и сияющей, как самый лучший жемчуг. Мои чувства, простираясь до этого сияния, гасли без следа. Но на Джинни это правило явно не распространялось… или же она просто задала конечную точку маршрута заранее.
Кокон лопнул с исчезающе тихим звуком вроде щелчка. Вокруг нас, стоящих по пояс в шелестящих травах неведомой равнины, простёрлась безветренная звёздная ночь.
Оглушительная тишь.
Абсолютное безмолвие.
Даже малые дышащие пылинки, насекомые, если они водились в этих травах, жили, плодились и умирали без единого звука.
– Расскажи, – попросила Джинни неуместно громким голосом, – какие воззрения на природу времени и пространства приняты у тебя на родине. А потом я объясню, в чём они неполны и в чём ошибочны.
Я украдкой вздохнула и начала рассказ. Судя по всему, ночь будет длинной.
…Ночь именно такой и стала. Обещанной 'пары миров' я в тот раз так и не увидела, потому что нас обеих увлёк процесс взаимного обучения. Хотя Джинни явно предпочитала работать с воздухом, светом и водой, она почти так же свободно управлялась и с остальными стихиями. А когда я заметила, что впитанный мною ещё до рождения, вместе с фамильной магией, традиционный подход считает подобное невозможным, только фыркнула. И повторила уже слышанное мною от Анжи: мол, традиционное деление на стихии – не более, чем способ самоограничения. Настоящий маг даже преобразование материя – энергия – мысль – материя не сочтёт чрезмерно сложным. А настоящий маг – это тот, кто способен к неограниченному творчеству в плотных мирах. В Группе таких называли демиургами. Говоря о себе, Джинни скромно уточнила, что ей взойти на этот уровень мешает её собственный 'традиционный подход': излишнее увлечение манипуляцией Силами в ущерб Познанию. Распоряжаться уже сотворённым она может почти как угодно, но творить своё, если речь не идёт о чём-то сравнительно небольшом и неодушевлённом – увы…
Под занавес нашей беседы-семинара Джинни сказала:
– Те формы топологики, которые я тебе показала, применимы в большинстве реальностей. Включая твою родную. Но в материальных мирах всё это работает с серьёзными ограничениями. Даже относительно простое сжатие-растяжение пространственных координат требует силы, раз в двадцать превышающей твой личный порог силы. Попросту говоря, без длительного накопления энергии в заклинании или артефакте ни перемещаться 'сквозь' пространство, ни ускорить физическое время ты не сможешь. А вот ускорение субъективного времени будет тебе и доступно, и очень полезно. Советую выработать рефлекс, включающий форму 'минута за мгновение' при любой угрозе. Особенно угрозе магической.
– Не слишком ли дорогое удовольствие?
– Жизнь дороже, – кратко ответствовала Джинни. – А теперь закончим со штудиями. Отдыхай… но не спеши вернуться в плотное тело.
– Почему?
– Ну, на этот вопрос ты и сама найдёшь ответ. До встречи.
Охваченная вихрем сияющих спиралей, она исчезла. А я улеглась на мягкую траву, положив слева перевязь с бастардом, залюбовалась незнакомыми звёздными россыпями и… уснула.
5
…такой ненормальный человек может всё, что не может прийти в голову любому нормальному.
Когда я 'проснулась' в своей кровати на втором этаже 'Гривы льва', едва занимался рассвет. Вообще говоря, никаких отличий от обычного пробуждения я не заметила. Если в отсутствие души моё тело действительно было скорее мертво, чем живо, это обстоятельство не помешало ему отлично отдохнуть. При этом возникал прелюбопытный вопрос: каким образом приключения отсутствующей души отражаются на оставленной ею плоти? Не выйдет ли однажды так, что я, до предела вымотавшись во 'сне', обнаружу себя по пробуждении в состоянии тяжёлого утомления? Или того хлеще: не отразится ли нанесённая во 'сне' рана на моём теле с буквальной, а возможно, и фатальной точностью?
В следующий раз спрошу у Эмо… если не забуду.
Хорошее самочувствие поутру подразумевает столь же хороший аппетит. И, увы, некоторую неосмотрительность. Я совершила серьёзную ошибку, отправившись завтракать в общий зал вместо того, чтобы заказать еду в номер, и за эту ошибку вскоре была наказана. Правда, позавтракать я всё-таки успела, но когда я уже готовилась встать из-за стола, услышала:
– Эйрас? Эйрас сур Тральгим! Какая встреча, клянусь лиловым посохом!
Вот тебе и инкогнито. Проникла в Остру под чужим именем, ага. Клуша криволапая!
Порыв обернуться на смутно знакомый голос я благополучно подавила. Кажется, мне даже удалось не вздрогнуть. Однако я остро ощутила отсутствие на моей шее ожерелья, помогающего держаться в роли магистра земли Илины. Похоже, что именно из-за отсутствия ожерелья меня узнали так быстро и так уверенно.
А коль скоро меня узнали по ауре, то…
– Ты чего, Игла, своих не узнаёшь? – раздалось уже гораздо ближе. Рядом со мной на скамью бесшумно-размашисто хлопнулся (да: именно хлопнулся с размаху, и именно бесшумно!) субъект, выглядящий донельзя нелепо для человека. Но для ринта, каковым сей разумный и являлся, он способен был послужить образцом хорошего вкуса и изящных манер. – Эй, хозяева! Кувшин молодого вина и два стакана! Да чтоб были чистые, как слеза младенца!
Я посмотрела ринту в лицо. Сосредоточилась на сплошной слепой белизне широко открытых глаз, творя заклинание магии духа без подготовки, на чистой концентрации.
– Меня зовут Илина, уважаемый. Сравнение с магистром Эйрас для меня лестно, однако до моей сестры мне далеко.
Ринт открыл рот, но не издал ни звука. Я мягко усилила нажим, чувствуя, как и моё горло перехватывает от напряжения.
– Вот оно что, – сказал он по-прежнему громко, но без своеобычной живой непосредственности. – Выходит, я первый раз в жизни обознался. Бывает же такое!
