да ловкач!
Клин стоит за его плечом. Наблюдает. Блевать не блюёт, но и пускать слюни невольной радости себе не позволяет. Хороший самоконтроль. Впрочем… нет, выводов делать пока не стану. В конце концов, Стилет, пусть и с известными затратами сил, мог повлиять на моего… ученика в требуемом ключе. Примерно так, как на жертву или на её исцеляемого сына. Или на мужчину (похоже, её мужа и отца пациента, хотя тут можно ошибиться), с открытыми глазами прикорнувшего в углу. Наведённый транс. Из плоскости, где пребывает мой дух, такое видно сразу.
Настроившись тоньше, я обнаружила ряд нюансов. И важнейшим из них стал приговор из двух слов: синдром Мурта. Выходит, Стилет не так прагматичен, как мне казалось. Не ради одной лишь жертвенной силы и звонкой монеты взялся он за ритуал. Вряд ли ему пришлось вымогать согласие жертвы, скорее, всё вышло с точностью до обратного. Сейчас та, кого он режет живьём, испытывает муки ада. Но эти муки окончатся достаточно быстро, в отличие от месяцев почти столь же болезненной агонии. Милосердие на тёмный лад.
Ещё нюанс: Стилет использует не только боль матери, он и Клина пристроил к делу. Быть может, без постороннего вмешательства мой ученик действительно утратил бы самоконтроль. Но как только его страх, отвращение или злость перехлёстывают через край, некромант аккуратно забирает излишки. Правда, излишков этих не особенно много. Всё-таки Клин действительно имеет все задатки хорошего некроманта – иначе говоря, не боится ни боли, ни смерти, ни ненависти. В том числе своих собственных. Вот только сознаёт ли мой коллега, что своими фокусами может пробудить в Клине противоестественную любовь к чужим мукам (а то и, хуже того, своим собственным)? Или же он просто пытается избавить Клина от лишнего, на его взгляд, чистоплюйства? Не знаю, не знаю… в любом случае его игра рискованна. Не чрезмерно, и всё же…
Пока я изображала незримого свидетеля, актуализация благополучно близилась к финалу. Новообразования в теле сына жертвы, от самых крошечных до уже набухших опухолями, меняли свои свойства. Расти, отнимая силы у организма и сдавливая окружающие ткани, эти зёрна смерти больше не будут. Стилет очень точно рассчитал скорость, с которой им предстоит исчезнуть: чуть медленнее, и процесс выздоровления неоправданно затянется, чуть быстрее – и органы, отвечающие за вывод шлаков, могут не выдержать возросшей нагрузки. Что ж, не зря ему присвоили первую ступень. Хотя я тоже углублённо изучала целительство, не поручусь, что справилась бы со столь сложным случаем с равным изяществом и блеском. Но дальнейшие муки матери по окончании исцеления уже не имеют смысла. Ни для её сына, ни тем более для неё.
Пора вмешаться. Например, ослабить вот этот, уже и так ослабленный кровеносный сосуд. 'Маятник' – штука хорошая, но поддерживать жизнь в теле он может лишь до тех пор, пока не повреждён мозг. А самая прелесть в том, что на фоне иных магических воздействий, которых в месте ритуала – целое озеро, моё собственное будет совершенно незаметным.
Вот и результат моих стараний. Пока он виден мне одной, но коллега тоже скоро заметит. Обширный инсульт. Без подготовки и в одиночку такое не лечится: пока предельно сосредоточенный целитель убирает вытекшую кровь и латает прорвавшийся сосуд, лишённые питания участки мозга всё равно успевают отмереть. Если же бросить все силы на снижение температуры тела (дело не такое простое, как, скажем, одномоментно заморозить кусок уже мёртвого мяса), очаг кровотечения станет слишком обширным, кровь начнёт сворачиваться…
Безнадёжно. Это не тромб, возникший в одной из артерий миокарда, это действительно необратимо.
Надо отдать Стилету должное: он не разозлился. В конце концов, смерть жертвы была неизбежна. Если некроманту хотелось отдалить её гибель ради выкачиваемой силы (а ему, конечно, хотелось – как хотелось бы и мне, будь я на его месте), относительную неудачу он воспринял философски. В конце концов, исцеление свершилось – значит, всё было не зря.
Тук-тук, тук-тук, тук… тишина. Это Стилет отключил 'маятник', и измученное сердце тотчас же встало. А вот и отлетающая душа. Не бойся, милая, всё закончилось. И закончилось хорошо. Позволь мне проводить тебя. Ты этого достойна… а мне не трудно это сделать.
Избавить твоё тело от лишних мук – сущая мелочь. Отвести твою душу подальше от Пылающих Кругов – вот что я назвала бы действительно важным…
19
Жизнь в мире, который не может быть понят 'до дна', – непростая вещь. Один из способов преодоления этого животного страха – принятие тех или иных узких взглядов, которые дают исчерпывающее описание действительности и предлагают простые рецепты поведения.
– Что-то ты слишком мрачен, Клин.
– А ты не слишком ли весел, Стилет?
– Я не весел, а просто спокоен. О тебе этого не скажешь…
'И это ещё слабо сказано', – мысленно добавил некромант.
За последние два дня вольный охотник не промолвил и десяти слов. Включая слова последней фразы. Сидел, уткнувшись в записи по теории магии, но переворачивал страницы слишком монотонно… или вообще переставал переворачивать. Мысли его явно витали далеко отсюда.
Стилет догадывался, где именно.
– Ладно, – сказал некромант, убедившись, что Клин не спешит открывать рот. – Не буду принуждать тебя к откровенности ни магией, ни хитростью, ни иными способами. Но знай: когда ты решишь начать разговор о том, что тебя беспокоит, я постараюсь помочь всем, чем смогу. Самое малое – советом. Думай. Я подожду.
Вольный охотник покатал желваки на скулах, но промолчал.
Наш маленький караван полз по дорогам Антарда, почти точно выдерживая направление юг – север. Прошло больше десяти дней с тех пор, как мы оставили 'вольный' Дериг. Но положение если менялось, то лишь к худшему. Стилет правил повозкой молча, а то просто оставлял поводья, предварительно наложив на упряжную лошадь 'белую стрелку'. Клин окончательно бросил делать вид, что занят теорией магии. На привалах он до полного изнеможения упражнялся с мечом и луком… а доходил до полного изнеможения он не легко и не быстро. В трактирах и гостиницах Стилет с Клином садились за один стол, но дальше просьбы передать соль (всякий раз со стороны некроманта) их общение всё равно не заходило. На посторонних оба зыркали так, что означенные посторонние спешили отойти подальше. Я, в свою очередь, тихо стервенела в попытках – не особенно успешных – вернуть контроль над собственным телом.
Напряжение копилось, копилось, копилось…
Целители знают: 'если источник нагноения лежит глубоко, его следует вскрыть'. И коль скоро я собиралась вскрывать незримый нарыв, надо было действовать решительно.
Но сначала следовало дождаться нужного момента. А ещё лучше – самой его создать.
Не успев доехать до гостиницы, путники снова расположились в чистом поле. Вернее, не совсем чистом: от нахмурившегося серыми тучами, грозящего скорым дождём неба их прикрыла крона отдельно растущей громадной ели. Неподалёку, чуть вниз по пологому склону пригорка, струилась узкая лента безымянной речки. По крайней мере, на карте, которую на часть гонорара Стилет приобрёл в Дериге, возле этой речки никакого названия не стояло. Так, очередной безымянный приток Узины, которая, в свою
