Честный бой – понятие, очень удобное для сильнейшего. Ибо в честном бою с ним никто не сравнится.
Вряд ли стоит долго и обстоятельно рассказывать, какова была дорога до Ущельной Стены. Первый день мы ехали по идущему на север ухоженному тракту, мощёному местным камнем, и заночевали в большом постоялом дворе. Около полудня второго дня пути мы следом за Шатуном свернули с тракта на одну из неприметных тропок и поехали на запад. Никаких постоялых дворов нам больше не встретилось, но вторую ночь мы провели всё-таки с относительным комфортом, под крышей, потому что уже после заката проводник довёл нас до посёлка Большие Борти. Ну а к вечеру третьего дня пути впереди показалась Ущельная Стена.
Вернее, то, что от неё осталось после штурма и почти трёхсот лет небрежения.
В общем, дорога как дорога. Запомнилась мне не столько она, сколько тренировки с оружием, которые я по-прежнему устраивала Клину каждый вечер. И в которых, начиная со второго дня, принимали участие питомцы Школы Нарш.
Вечером дня первого, полюбовавшись, как я отмахиваюсь одновременно от Клина и Рессара (причём и у меня, и у Клина глаза были завязаны), кто-то из них – по-моему, Козырь, но утверждать не возьмусь: не до того мне было, чтобы ещё и голоса различать, – заявил:
– Без магии такого мастерства не добиться.
– И что, – спросил Клин, – мешает тебе изучить магию?
За этот вопрос, а вернее, за то, что отвлёкся на постороннее, он был незамедлительно наказан. После жёсткого парирования меч Рессара отклонился от своей траектории и самым концом проехался Клину по бедру. Ученик снова сосредоточился, перешёл в атаку… и наградил меня глубокой царапиной на левом предплечье. Правда, факту ранения – первого за все минувшие вечера – он обрадовался так сильно, что пропустил довольно тривиальную связку, стоившую ему колотой раны возле левой ключицы, но…
Ладно. Каюсь.
Клин достал меня, потому что его ответ Козырю обрадовал меня примерно так же, как его – рана на моей руке. Я ведь тоже человек. Меня можно отвлечь, как любого.
Конечно, если знать, чем.
Что же касается Ущельной Стены… вообразите громадную стену, но сотворённую не разумными существами, а природой. Налево и направо стена геологического разлома тянется сколько хватает глаз и вздымается снизу вверх почти вертикально, не менее чем на семь-восемь сотен локтей. Непреодолимая преграда, украшенная полосами тускло-рыжего, бледно-жёлтого и густого красного цвета, переходящего в коричневый. Вернее, эта преграда была бы непреодолимой, если бы не гигантский, подстать самой стене, разруб сверху донизу: ущелье, промытое водой в скальной толще в незапамятные времена. И поперёк ущелья – стена рукотворная. Когда-то широкая, в полных полтора перестрела, да в половину перестрела высотой, ныне она была частично разрушена. В самом центре, там, куда пришёлся основной удар осаждавших крепость магов, имел место пролом в стене и крутая, но вполне годная для всадников и даже для повозок насыпь, поднимающаяся прямиком к этому пролому.
Верх насыпи перегораживала сооружённая из бревна рогатка и состоявшая при рогатке пятёрка угрюмых бородачей, одетых и вооружённых кто во что горазд. Их главный, щеголяющий неплохой кирасой и мечом-бастардом вроде моего, приветствовал Шатуна как старого знакомого.
– Привет и тебе, – откликнулся проводник. – Почему не открываете дорогу, Голец?
– Порядок тебе известен. Сперва скажи, кто с тобой, да по какому делу.
Шатун назвал прозвища всех членов отряда, не исключая и старших учеников Школы Нарш. Однако прозвищами и ограничился, не обмолвившись ни словом о том, кто мы такие.
– Дело наше – это дело Союза, – закончил он. – И обсуждать это дело мы будем с Синяком. То есть с господином Хусмером. Он у себя?
– Не… нынче господин в отлучке, – сообщил Голец, даже не думая браться за рогатку. – Крап за него. Наследник, то бишь.
– Коли так, поговорим с Крапом. Когда уберешь с дороги эту вот… херовину.
– А пошлина?
– Ты что, совсем ополоумел? Какая тебе пошлина?!
– Обыкновенная. Господин Хусмер не велел пускать беспошлинно. С пеших – три медяка, с конных – по семь, с лошадей вьючных – по пять, с повозок пустых…
– Госпожа, – обратился ко мне Зайос Рогач, – вы позволите мне убрать эту препону?
– Если без лишнего членовредительства… действуй.
– Эй, эй! – нахмурился Голец. – Что за новости?
Из-за его спины в дополнение к четырём караульным начали выдвигаться новые вооружённые бородатые субъекты вида вполне бандитского. Спешившийся Рогач не обратил на них особого внимания. Его лицо заострилось от напряжения, а потом – раз! – светлым проблеском мелькнула выхваченная в одно мгновение сабля. Два! – и эта сабля развалила рогатку точно пополам. Три! – и оружие уже снова в ножнах, а половины рогатки, которые Зайос слегка толкнул рукой, со стуком падают вниз, на гравий насыпи.
Челюсти бородачей, осознавших происшедшее, попадали следом и чуть ли не с таким же стуком. Одним ударом сабли – не двуручного меча, а именно сабли! – рассечь хорошо просмолённый, без следа гнили ствол толщиной в половину локтя… только хорошо поставленный 'тяжкий удар' способен на такое. Если же учесть, как Рогач достал и убрал оружие… пожалуй, освоить 'блеск молнии' будет посложнее, чем 'тяжкий удар'. А уж сочетание первого и второго просто-таки кричало: мастер! Мастер одной из Школ Боя!
В общем, впечатление на бородатую публику было произведено неизгладимое.
– Путь свободен, госпожа, – неглубоко поклонился Зайос.
Я подняла руку и картинно шевельнула пальцами. Что было, конечно, не обязательно, но не лишне для воздействия на зрителей. Половинки разрубленной рогатки взлетели и встали по бокам прохода торчком. Этакими часовыми.
– Вот теперь действительно свободен, – сказала я. – Посторонитесь, любезнейшие.
'Любезнейшие' поспешно порскнули в стороны. Задавить числом Рогача и остальных они, быть может, и попытались бы, но магия… не-ет, против магии переть даже целой толпой дураков обычно не находится. Потому как те же огнешары особенно смачно рвутся именно в толпе.
Крап, наследник господина Хусмера Синяка, оказался крепко сложенным и чисто выбритым человеком лет примерно двадцати пяти. Под 'чистой выбритостью' я имею в виду всю голову, за исключением одних лишь бровей и ресниц. Возможно, таким образом Крап желал подчеркнуть своё особое положение, отличающее его от буйноволосых и бородатых подчинённых. Обитал он, впрочем, в такой же мазанке, прилепившейся к склону наподобие ласточкиного гнезда, как остальные жители Ущельной Стены. Всего-то разницы, что мазанка вождя была аж четырёхэтажной и занимала существенно больше места, чем соседние.
Завидев Шатуна, сопровождаемого тремя незнакомцами (я, Клин и Зайос), Крап нахмурился и сжал левой рукой оковку ножен своего меча.
– Кто вы такие?
Шатун объяснил. Правда, для наследника Хусмера, как представителя пусть хилой, но всё же власти, наш проводник расщедрился на краткие пояснения (некромант, ученик некроманта, младший мастер Школы Нарш).
Счастливее Крап от этих пояснений не стал.
– Ну и что вы делаете на нашей земле?
– Расследуем одно деликатное дело, – ответила я. – По поручению командора.
– Ну и что? – повторил бритый. – Каким боком это нас-то касается?
– Видите ли, господин Крап, у нас есть основания считать, что примерно в переходе или полутора к северу отсюда находится логово преступников, повинных в убийствах, незаконном использовании магии и иных подсудных деяниях. Вы должны знать окрестности… или, по крайней мере, знать того, кто их знает и сможет помочь в наших поисках.
