Диск-жокей — худой высокий парень в наушниках — работу свою знал крепко, трудился в стеклянной своей будке, манипулировал аппаратурой, и, поглядывая на веселящийся внизу народ, ни на минуту не затихал, все дергался и извивался в такт музыке. И музыка, невероятно громкая, не умолкала, — заканчивалась одна и тут же заводилась другая. Так, что мы с Вероникой, чтобы перекинуться парой слов, наклонялись и кричали в ухо друг другу.
Вскоре Вероника освоилась и потащила меня вниз. Я протанцевал с ней один танец, затем вернулся к столику, а девушка осталась веселиться дальше. На площадке сотня молодых людей обоего пола извивалась, прыгала и визжала в такой тесноте, что было не понять, кто с кем танцует. Да и не важно было им это, главное — быть во власти музыки и движения. Неведомая сила увлекала их вперед — в неизвестность. И что там позади — пропади все пропадом!
Я заказал еще пива. Табачный дым висел над потолком коромыслом, и лучи прожекторов окрашивали его подобно северному сиянию. Я прикладывался к бокалу и посматривал вниз, среди клубящейся массы тел находил знакомое пятно — голубую майку и джинсовую короткую юбку, в которые была одета Вероника. А девушка танцевала самозабвенно, забыв обо всем на свете.
Было жарко, я осушил бокал и стал искать глазами официантку, чтобы повторить заказ. И в это время ко мне подсел мужчина, плотного сложения, круглолицый, в рубашке с открытой грудью, очень загорелый, — как если бы только что вернулся с курорта Таиланда — посмотрел на меня с натужной улыбкой и сделал жест рукой, мол, здесь шумно, отойдем в сторонку — поговорим. И пошел меж тесно уставленных столиков. Я двинулся за ним, предварительно сняв со спинки стула джинсовый пиджачок и сумочку Вероники. Мы миновали стойку бара, подошли в дальний угол, где вела лестница в подвал, к туалетным комнатам. Здесь, правда, было меньше шума. Незнакомец повернулся ко мне, положив левую руку на перила, а правую протянул для приветствия.
— Неужели не помнишь, Серж? Я — Колян. Николай. Мы же с тобой на Кипре прошлым летом отдыхали?
— Вы ошиблись, — сказал я и для вежливости пожал ему руку. — Бывает.
— Не может быть! — запротестовал собеседник по имени Колян. — Память у меня хорошая. Мы тогда в Греции с девками были. Ты, что, Серж?!
— Я никогда не был в Греции. И меня не Серж зовут.
— Как — так?!
— Я, должно быть, на многих похож, — попытался отшутиться я. — Извините…
— Постой!.. В Анталье! Я спутал. Точно! В Турции!
— И туда я не ездил.
— Ты, что же, хочешь сказать — нигде за границей не был?
— Почему же… В Чехии был, в Праге.
— Вот, как?! Значит, в Праге мы с тобой встречались!
— Нет, я там один гулял.
— Но лицо-то твое откуда мне знакомо?!
— Не могу знать…
— В таком случае, давай, пропустим по стаканчику! За удачу!
— Прошу прощения… Я не один, и я не мешаю пиво с водкой…
— Жаль!.. А ты ведь — вылитый Серж! Как две капли воды! Не могу поверить!…
Я оставил назойливого незнакомца, пошел к своему столику, но он уже был занят другими посетителями. Я взглянул вниз на площадку, но не обнаружил среди танцующих Веронику. В сердце мое закралась смутная тревога. Я обернулся в ту сторону, куда меня отводил недавно этот тип Колян. Там его не было. Быстрым шагом я пошел к выходу. Спросил охранника:
— Вы не видели… не выходила сейчас девушка в короткой джинсовой юбке?
— Да тут многие заходят и выходят. И все — в коротких юбках, — ответил парень.
Я вышел на улицу. И увидел в полумраке человека, быстрым шагом переходящего дорогу. Какая-то сила подтолкнула меня вперед, я побежал. Редкие тусклые фонари лишь подчеркивали пустынность и холодность улиц. На какое-то время я потерял из виду человека, но вскоре его силуэт замелькал неподалеку. Я настиг его, человек поджидал меня у кирпичного забора, он, казалось, был спокоен, и даже не спеша достал сигарету, щелкнул зажигалкой, поднес пламя к лицу, прикуривая. Колян.
— Ого, Серж! — криво улыбнулся Колян и затушил зажигалку. — Ты чего?
— Куда вы дели девушку? — спросил я.
— Девушку? — переспросил Колян. — Подружку твою? Так ведь за тобой должок. Еще на Кипре задолжал.
— Я тебя не знаю, — сказал я. — Куда вы дели ее?
— Не напрягайся, Серж! Твоя подружка прибежит к тебе утром. И мы квиты. Усек? И не ходи за мной, я ж могу нечаянно… — Колян потянулся к внутреннему карману своего пиджака и выхватил какой-то предмет. Но в ту же секунду я сделал короткий взмах и резко ударил по голове Коляна ребром ладони. Тот обмяк и пополз вниз, я подобрал с земли предмет. Это оказался пистолет Макарова. В армии на стрельбищах мы часто упражнялись из этого оружия. Я извлек обойму, — в свете далекой неоновой вывески слабо блеснул отсвет меди патронов. Я вставил обойму на место и засунул пистолет себе под ремень. Поднял вещи Вероники, побежал дальше вдоль забора. Через метров двадцать я обнаружил в заборе брешь, шагнул в нее. И оказался на стадионе. Глаза мои уже адаптировались к темноте, — это был старый бесхозный стадион, где должно быть, при Союзе проводились соревнования дворовых футбольных клубов. Сразу за первыми рядами деревянных скамей, на траве возились люди. Двое мужчин расправлялись со своей жертвой, один держал девушку за руки, другой, навалившись, срывал с нее одежду. Первого я ударил по голове рукоятью пистолета, а второго, приподнявшегося с колен, шибанул с ходу ногой, как по мячу. И еще раз ударил. Тот повалился, но сразу вскочил и побежал прочь по полю.
Вероника уже сидела на траве и отрывала с лица скотч. Подонки заклеили ей рот, чтобы не кричала. Девушка, почти вся раздетая, не плакала, только бормотала: 'Изверги, изверги!..' Она подобрала с травы майку, надела, затем натянула юбку, поискала еще что-то, нашла лифчик, смяла его. Я взял девушку под руку, Вероника оглянулась на лежащего мужчину.
— А ты его не убил? — спросила она.
— Куда он денется — живой! — бросил я.
Мы вышли из стадиона через дыру в заборе. Потом наткнулись на лежащего Коляна, верней, сидевшего на земле, и прислонившегося спиной к забору. Он постанывал.
— Человек лежит, — пробормотала Вероника.
— Это не человек, это дерьмо.
Мы пошли подальше от стадиона и поймали машину. Только здесь, когда мы уселись на заднее сиденье, Вероника уткнулась мне в плечо и дала волю слезам, всхлипывала безудержно, подрагивая хрупкими плечиками. Водитель, частник, должно быть, азербайджанец, поглядывал на нас в зеркало заднего обзора и молчал. Что он думал — неизвестно. Поздняя ночь, взрослый мужчина, плачущая девчушка с лицом подростка, одетая в джинсовую курточку, под которой изорванная майка… Что мог думать пожилой человек обо мне? Плохо он думал.
Добрались мы домой во втором часу ночи.
Вероника приняла душ. Потом я помазал ей йодом ссадины на лбу, шее, на спине под лопатками и на груди. Груди у нее были маленькие, — холмики с кулачок. На левой груди вокруг соска виднелся синяк, а на правой — царапина, должно быть, оставленная ногтем преступника.
Девушку немного знобило. Я заварил чай с лимоном и мятой. Облачившись в банный халат Эолли, Вероника отхлебывала из чашки и выглядела удрученной.
— Вот тебе и дискотека, — протянула девушка. — Чуть не изнасиловали. Если бы не ты — так и случилось бы. Извини, что напрягла.
— Ничего, — сказал я. — Худшее позади.
— Представляешь, танцую себе, никому не мешаю. И тут подваливают двое парней и говорят, что, мол у твоего приятеля, то есть, у тебя — большие проблемы, и что надо срочно предпринять меры, иначе не миновать беды. Я гляжу — тебя нету. И пошла. А они все поторапливают, приводят на стадион. Там я все
