— Вот, хочу на Новый год.
— А…
— Просьба один есть… — Умит смущенно улыбнулся. — Я стих написал, месяц назад. Хотел показать кому-нибудь, чтобы он ошибки сказал, но некому. Может, вы посмотрите?
— Да я в этом деле не специалист.
— Вы — русский, поймете.
— Это не факт, что смогу помочь. Надо разбираться в поэзии.
— Хоть почитайте, — настаивал Умит. — Потом скажете мнение.
— Ладно, — сдался я.
— Ох, спасибо! — обрадованный, Умит вынул из внутреннего кармана куртки сложенные вчетверо тетрадные листы.
— Не спешите, — добавил дворник, вручая мне свое творение. — Когда будет время, тогда почитайте. — И повернувшись, зашагал по своим делам.
На кухне я включил холодильник, сложил туда колбасу, сливочное масло, пакет молока, банку пива. Пошел в спальню, глянул на сейф, постоял некоторое время, вспомнил беседу с Авдеевым в аэропорту. Не спросил его — куда он летит?
Я вернулся на кухню, поставил на газ чайник. Сделал бутерброд. Заварил кофе.
Поглощая за столом еду, я принялся читать сочинение дворника Умита. Почерк мелкий, но понятный, аккуратно выведенный шариковой ручкой.
СТИХОТВОРЕНИЕ ДВОРНИКА УМИТА
Я — маленькая птичка
Прилетел вокзал.
Российская столица
Восемь лет назад.
Я мечтал учитель стать,
Что говорить теперь?
Кто-то должен подметать
Улица и сквер.
Поднимаюсь рано я,
Пока город спит.
Ходят люди разные,
Мороз лицо горит.
И машу лопатка я,
Как там говорят -
Кидай побольше — мать ее!
Нет время отдыхать.
Снег скрипит, поет душа.
Я пойду метро
Там смотрю киоск один
Девушка одна.
Смотрит всегда ласково
Синие глаза.
Эх, моя красавица
Только не моя.
А зовут — Наташенька.
Она крепко спит.
Не мечтает паренька
Дворника — Умит.
Зачем ей неграмотный,
Черный да худой.
И деньги совсем маленький
Принесет домой.
Москва шибко нравится,
Но горы — лучше нет.
Окно смотрит солнышко
Говорит — привет!
Снится мама, бабушка
Край родной люблю.
Водка мне не нравится
Чай-лепешка пью.
Подметаю улица,
Небо посмотрю.
Листья воздух кружится.
Сигарет курю.
Я хочу Наташеньке
Подарить букет.
Я куплю ей ландыши
Синий, синий цвет.
А еще открытку дам
Место наш — Варзоб.
Пусть поставит тумбочка,
Радует народ.
Мне пора на улицу,
Как там хорошо.
Будет время — думаю,
Расскажу еще.
Прочитав стихотворение, я вдруг ощутил, как окружающая реальность возвращается ко мне, забирается за ворот рубашки, обволакивает невидимой волной спину, грудь, живот, пах, бедра, ноги. Я понял, что в мире, несмотря ни на что, живут чувства. В стихотворении моего знакомого Умита явно хромала грамота, но настроение автора было искренним и понятным.
Я подумал о Тане, — как давно мы не беседовали, хотелось услышать ее голос, узнать, как идут у нее дела. Я поднял трубку, набрал номер. Девушка ответила сразу, после первого же гудка.
— Алло!
— Здравствуй! — сказал я.
Таня замешкалась несколько секунд.
— Здравствуй! — голос спокойный, невероятно родной, и в то же время с оттенком какой-то внутренней перемены, которую я почувствовал интуитивно.
— Как дела? — спросил я.
— Ничего. А у тебя?
— Тоже ничего.
Помолчали. Тянуть не имело смысла.
— Надо бы встретиться, — предложил я. — Ты не против?
— Давай, встретимся, — согласилась Таня. — Завтра в полдень на том же месте у скамьи. Только не опаздывай, у меня будет всего полчаса времени.
— Ладно, до встречи!
— До свиданья!
'…полчаса времени'. — Эти Танины слова настораживали, они будто заранее говорили мне о чем-то таком, свершившемся и бесповоротном.
