Друзьям на дни рождения Шульжик дарит надбитые статуэтки и вазы, треснутую деревянную резьбу, а Тарловскому, который не очень-то разбирается в старине, — сломанный диктофон — вероятно, как намек, что ждет от него новых произведений. Друзья недоумевают:
— И чего он, барахольщик, дарит все сломанное, не работающее? Ему что, лишь бы отметиться?
Между тем подарки Шульжика со значением — хорошая вещь, даже сломанная, все равно вещь, а лично мне на дни рождения он не раз преподносил и то, что, если не на вес золота, то и на дороге не валяется. И однажды подарил метафору, а я ему «маринованных зябликов» для «Фунтика». Но делает наш друг и сомнительные презенты — для рабочих, которые возводят его очередную дачу (на этот раз по Ярославскому шоссе) и для нас привозит немецкий спирт; понятно, у рабочих глотки луженые, а вот мы с Ишковым однажды от этого гостинца отравились (сам-то Шульжик спирт не пьет — только коньяк, вермут). Кстати, вспомнил — Мазнин, наряду с королевскими подарками (редкими книгами) тоже может всучить барахло. Как-то речь зашла о компьютерах, и он предложил мне взять свой старый (первый советский), который когда-то купил дочери, «работает», — сказал. Я отвез компьютер своему внебрачному сыну в Болшево, но выяснилось — игрушке место на помойке — два мастера отказались чинить.
Как-то Шульжик сделал инсценировку «Бременских музыкантов» в Ермоловском театре, и вскоре появилась рецензия: «Отличная режиссура, декорации, музыка. Отлично играют актеры, хорошие стихи Мориц». Об авторе пьесы упомянули лишь то, что он не испортил сказку. По словам Шульжика, он только посмеялся, но злые языки утверждают, что он судился с поэтессой. Возможно. Если дело идет на принцип, он не отступит, докажет недоказуемое, он оратор что надо, всегда найдет мощные доводы. А уж тот, кто его надул в крупных денежных делах (при продаже дачи, машины) — а такое случалось на моей памяти — тот спокойно жить не будет, наш герой свое возьмет, будьте уверены. Соседу по даче, с которым они что-то не поделили, он сказал просто:
— …Твой дом деревянный, а такие хорошо горят!
Когда он гнал очередную машину из Германии, где-то в Польше на него «наехали» рэкетиры; он и глазом не моргнул, спокойно достал пистолет и наставил на бандитов:
— …Ну что, ребята, будем говорить или разъедемся?!
Вот такой крутой экземпляр, прямо герой боевика! А по-моему — шизик. Ну, нормальный человек станет играть в такие игры, устраивать шальные выходки? Кушак рассказывал:
— Шульжик везет нас с Игорем (Мазниным) с дачи, останавливает гаишник, придрался к чему-то, явно хочет срубить деньгу. Шульжик дал ему в морду, впрыгнул в машину и мы ходу. В машине Шульжик говорит: «Сейчас подъедем к посту, скажем, вымогал взятку»… Входим на пост, Шульжик эти слова говорит дежурному майору, а тот: «Этого не может быть!». Ну, нам с Игорем ничего не оставалось, как кивнуть — «намекал», мол…
Дело замяли — писатели все же! Но ясно, когда-нибудь разухабистый Шульжик доиграется. Я ему, чокнутому громиле, не раз это предсказывал, а он знай усмехается:
— О чем ты говоришь?! Все нормально, хоп!
Что и говорить, в авантюрной гонке за благополучием Шульжик не только гробит свой талант, но и играет с огнем и, бывает, ставит друзей в неловкое положение. Так случилось, когда он перебрался в Москву, и его прищучили за фиктивный брак — тогда друзья должны были подтверждать, что он с липовой женой «вел совместное хозяйство». Но это еще цветочки. По паспорту внебрачного сына Шульжик пытался провернуть рискованную аферу и тем самым сильно подвел парня. Никак не могу понять, зачем ему, таланту, золотой голове, нужны все эти острые ощущения, ведь он одной литературой может прилично зарабатывать? Все-таки у него в крови что-то от грабителей с больших дорог, не зря его ближайший друг Сергей Дитятев называет его «авантюристом».
Есть у Шульжика пьеса для детей «Последний маленький солдат», в ней завоеватель у покоренного народа забирает звезды с неба, скатывает и уносит дорогу… Эти детали действуют на детей сильнее всяких назидательных слов. Повторюсь, я не очень сведущ по части детской драматургии, но все же могу отличить хорошее от плохого. К тому же, иллюстрировал две пьесы Шульжика (в его книге). Так вот, мне кажется, его пьесы — именно то, что ребенку нужно — в них, кроме нравоучительной идеи, есть элементы игры, неожиданные повороты и конечно юмор (я, признаюсь, люблю юмор — не анекдоты, не сатиру, не пародии, а именно юмор).
Шульжик блестяще выступает перед детьми; перед выступлением заранее покупает рыбок в аквариуме, кролика и затем на сцене, как фокусник, срывает накидку со своих подарков и преподносит их в качестве призов (миниатюра «кролик за пазухой»).
Я уже говорил, через «своих» Шульжик получает крупно оплачиваемые заказы — пишет сценарии новогодних представлений во Дворце спорта и творческих Домах — подобную халтуру он делает мастерски, здесь его никто не переплюнет. Но недавно рассказывает со слабой имитацией гнева:
— …Встречаю молодого детского поэта, чувствующего себя классиком (кажется, Усачева) и говорю, что не раз делал новогодние представления, а он: «Когда вы делали?». Я объясняю, а он: «Ну, теперь это делают профессионалы». Вот так. За нами идут самоуверенные ребята.
Человек широких взглядов и масштабных дел, Шульжик эмигрировал в Германию (говорят «по еврейской линии»; сам Шульжик объясняет — «пригласили преподавать русскую литературу»), но российское гражданство оставил.
— Хлопая дверью всегда надо иметь ключ, чтобы можно было вернуться, а то ведь могут и не пустить, — подмигивает мне, и уже несколько лет мотается из одной страны в другую.
Трудно понять конечную цель этого прохвоста, отчаянного искателя приключений, пожирателя пространств, но я знаю точно — если он станет таким же всесильным и богатым, как Успенский, то и нам немало перепадет, ведь он натура широченная.
В Германии первый год чете Шульжиков пришлось помытариться. Хозяева какого-то замка наняли их присмотреть за своими хоромами на время отъезда. А хозяйство у тех немцев было немалое: оранжерея, лошади, павлины… Пока Шульжики занимались цветами, лошади вытоптали лужайку для гольфа — пришлось дерн заделывать, травинку к травинке; затем куда-то исчезли павлины — их, истощенных, обнаружили через неделю на крыше замка и еле привели в чувство; в довершение всех бед сын Шульжика поехал на машине хозяев в соседний городок за продуктами, и по возвращении врезался в ворота замка — помял и машину, и изгородь. Расплачивались за ущерб весь следующий год.
Ну, а потом, посредством недюжинной энергии и практицизма, Шульжик провел несколько комбинаций, и открыл фабрику по разделке и копчению рыбы; цены заломил немалые, но на вопрос «почему так дорого?» отвечал: «А я копчу ее на горном дубе» (на самом деле жег ящики из-под фруктов).
Освоившись в роли бизнесмена, ненасытный Шульжик расширил поле деятельности — начал перегонять в Россию подержанные машины. Одновременно четырем немцам, студентам университета, читал лекции по российской словесности, а русским эмигрантам (из числа неприкаянных) объяснял, как облапошить эмиграционную службу, налоговую полицию и таможню. Такой воротила! Я же говорю, он авантюрист высокого класса, уровня знаменитых пиратов (да и внешне на них смахивает). Он мог бы писать блестящие приключенческие романы, но выкраивает время только на книжки для детей. Иногда еще на пьесы и сценарии. Да, собственно, занятия литературой для него — всего лишь незначительные проигрыши, чтобы заполнить окно в коммерческой деятельности.
Однажды мы с Мазниным тихо выпивали в Пестром (денег наскребли всего-ничего. Выпивали и беседовали о том, о сем, а в соседнем зале (на веранде) широко гуляла компания. Внезапно оттуда вышел Шульжик — поддатый, красный, как мясник; увидел нас, подошел, обнял.
— Пошли со мной. Чего вы здесь сидите с пустыми рюмками? Там всего навалом. Киногруппа отмечает фильм «Срочно, секретно, гупчека». Сценарий мой.
— Неудобно, мы ж там никого не знаем.
— О чем вы говорите? Я все оплатил, — и приволок нас в зал, представил, усадил рядом с собой: — Пейте, копайте, не стесняйтесь!
В зале сидели актеры, режиссер — человек тридцать; среди них десяток красоток — все уже нахлестались — будь здоров!
Шульжик толкнул тост за главную героиню (как он объявил — уже десятый по счету) и когда сел, я спросил:
