поскрипывающем ярме, и повозка, гружённая сеном или зерном, тряслась и подпрыгивала на корнях и пнях расчистки. Всё шло отлично, но тут пришла нежданная беда: Герой, правый вол, заболел.
Люди, плохо знающие животных, всячески расписывают кротость и терпение вола, но те, кому доводилось работать на фермах, называют его «подлой скотиной, какой поискать» — он и коварен, и задирист, и труслив, и вороват, и ленив, и себе на уме. Если сейчас никакой пакости не делает, так, значит, замышляет её. Самый упрямый, самый злобный вьючный мул — кроткая голубица по сравнению с заурядным волом. Нет, покладистые волы встречаются, но очень редко. В большинстве же они ненадёжны, а некоторые и просто опасны. От этих последних лучше побыстрее избавляться, потому что они сбивают с пути истинного своих товарищей по ярму, а погонщикам устраивают скверные штуки. Герой и Гладкий, два вола Трампера, обладали обычным воловьим норовом, словно сотканным из противоречий. Если с ними обращались умело, они вели себя сносно, и тут Рольф, который всю жизнь имел дело с волами, справлялся лучше Хендрика, тем более что могучие волы плохо понимали возбуждённые команды на ломаном языке. То ли дело пощёлкивание кнута и спокойный голос Рольфа! И голландец скоро возвёл Рольфа в сан погонщика.
Погонщик обычно идёт слева от ярма, покрикивая «джи» (направо), «хо» (налево), «пошевеливайся» или «тпру». Глупые погонщики сопровождают команды ударами кнута по левому боку, когда они хотят повернуть упряжку влево, и наоборот. Хорошие же погонщики кнутом только пощёлкивают, так, чтобы волов не задеть. И вскоре Рольф, сидя на нагружённом возу, уже объезжал поле от скирды к скирде. Волы привыкли подчиняться его голосу, и однажды утром это спасло Рольфа если не от смерти, то от тяжкого увечья.
Его угораздило спрыгнуть между волами и повозкой. Волы сразу двинулись вперёд, но тут же встали, услышав громкое «тпру». Если бы это «тпру» выкрикнул Хендрик, они, наоборот, припустили бы рысцой, потому что за любым его окриком следовал удар кнута.
Так Рольф завоевал если не любовь, то уважение могучих животных, и они были отданы на его попечение, а затем в одно печальное утро, когда предстояло свезти с поля последние снопы ячменя, Хендрик прибежал, ломая руки:
— Что мне делайт! Что делайт! Герой подыхайт!
И правда, вол лежал на земле, то приподнимая голову, то снова поникая и жалобно мыча.
Четыре года назад Рольф видел в Реддинге, как лечили вола в таком же положении.
— У него колика. Имбирь у вас есть?
— Нет. Только жидкое мыло.
Какое отношение к имбирю имело жидкое мыло, Рольф не понял, но разбираться было некогда.
— А ржавые вязы рядом есть?
— Есть.
— Нарежьте полный котелок и кипятите, а я поищу мяты.
Кору они кипятили, пока она не расползлась в бурый кисель. Рольф всыпал в него порошок из стеблей мяты, которые успел тем временем высушить над плитой. Потом подмешал в варево серы с водой, исходя из принципа: чем больше, тем лучше, и поспешил с ведёрком в поле, где мучился бедняга вол.
Герою было совсем худо. Он растянулся на боку, выгнув спину, и то мычал, то болезненно тужился. Но его ждало скорое облегчение — так, во всяком случае, полагали люди. Зачерпнув бурый кисель жестяным ковшиком, попытались влить целебное зелье в открытый рот страдальца, но он в благодарность тут же из последних сил его выкашлянул. Так повторилось несколько раз, а затем вол, видимо, рассердился и одним движением морды выбил ковшик из рук Рольфа. Тогда они подмешали лекарство к пареным отрубям, любимому лакомству рогатого скота, но Герой отвернул голову, а когда его попытались накормить насильно, повторил тот же манёвр.
Решив, что он выпьет требуемую дозу, если ему задрать голову, они соорудили что-то вроде колодезного журавля, но, прежде чем успели привязать морду злополучного вола к жерди, он вскочил, будто всё это время разыгрывал спектакль, и галопом помчался в хлев, к себе в стойло, однако там снова рухнул на пол, глухо мыча.
Волы — известные симулянты, но Герой явно не притворялся, а это означало, что фермер, того и гляди, его потеряет, а с ним и значительную часть урожая. Но совладать с ним в стойле было всё-таки легче. Связав Героя, они с помощью рычага откинули ему голову. Теперь влить лекарство в огромную глотку было вроде бы совсем просто. Но вол упрямо закрывал рот, выдувал через ноздри всё, что туда попадало, и так тянул верёвку, что казалось, он вот-вот удавится.
— Ну, — сказал Рольф, — видывал я подлую скотину, но такой!.. А если он и дальше будет буянить, нам его уже не спасти!
Волы в сравнении с лошадьми особым вниманием не пользовались. Фермеры смотрели на них как на временную подмогу и думали только о том, как бы поскорее сменить их на рабочих лошадей. Нет, волы отличались огромной силой, прекрасно кормились одной травой, никогда не гибли в болотах и легко тащили плуг по полям, полным невыкорчеванных корней. Но они были нестерпимо медлительными и плутоватыми. Гладкий был более плутоватым, чем Герой, и потому в упряжке ходил слева — так ему было труднее пускаться на всякие проделки. Обычно с Героем Рольф справлялся легко, но на этот раз у него опустились руки. И вдруг он заметил, что больной вол вытянул шею и ловко слизнул комочек распаренных отрубей, который упал из кормушки его напарника. Рольф расплылся в улыбке. «Уж конечно, тебе только краденый кусок сладок! Ну хорошо же!» И он снова намешал большую дозу лекарства в отруби. Затем привязал Гладкого так, чтобы он не мог нагнуться, и поставил ведёрко между волами.
— Ешь, Гладкий, ешь! — сказал он и вышел из хлева, но тут же приник к щёлке в стене.
Герой увидел, что может попользоваться отрубями Гладкого, и покосился по сторонам. Ура! Погонщик ушёл! Больной вол осторожно вытянул шею и принюхался, потом высунул длинный язык… Но тут Рольф с грозным криком ринулся в хлев.
— Ах ты старый вор! Не для тебя варили, а для Гладкого!
Затем Рольф вышел, а Герой немного выждал и, ободрённый глубокой тишиной вокруг, успел набрать полный рот отрубей, прежде чем Рольф снова вбежал в хлев с длинной хворостиной. Бедняга Гладкий тем временем невольно способствовал его плану, тщетно пытаясь дотянуться до ведёрка и тем самым подтверждая свои права на него.
Легонько хлестнув Героя хворостиной, Рольф опять ушёл. Больной вол снова выждал, а затем с жадной поспешностью опустошил ведёрко. Убедившись, что оно опустело, Рольф вернулся в хлев и, правдоподобия ради, снова пустил в ход хворостину.
Тот, кто представляет себе, что произойдёт, если свести воедино варево из вязовой коры, мяту, соду, серу, колику и вола, не удивится, узнав что наутро хлев пришлось хорошенько вымыть, и из всего перечисленного в нём остался один вол, заметно подбодрившийся и мучимый жаждой. Правда, Хендрик, оглядев его, изрёк:
— Ты опять здоровый быть, только я не знайт: может, ты плут побольше, чем Гладкий!
57. Рольф и Скукум в Олбени
За месяцем Грома идёт Багряный месяц, и в начале второй его недели Рольф с Хендриком, которые складывали ячмень в сарай и обсуждали, не пора ли убирать овёс, внезапно услышали страшный переполох в курятнике. Видимо, там свершалось гнусное убийство. Рольф кинулся на выручку и услышал свирепый лай. Из курятника выпрыгнул кровожадный зверь, сжимая в челюстях злополучную наседку, но тут же бросил её и с радостным визгом бросился на опоздавшего защитника, как тот ни кричал на него:
— Скукум! Что ты, негодяй, наделал!
Да, Куонеб вернулся! Он был ещё на берегу озера, но Скукум, не обменявшись ни с кем приветствием и даже не дождавшись, когда каноэ уткнётся в песок, поспешил предаться вихрю светских удовольствий.
Декорация следующего действия: крепкий высокий столб, длинная, крепкая цепь и грустный пёсик на её конце.
