— Правильно.
Она могла сказать, в какой стране живет; она считала до двадцати и помнила чуть ли не половину алфавита. После этого Браш дал ей немного отдохнуть. Они долго молчали, Браш думал о предстоящих делах и о том, что между Робертой и Лотти что-то произошло. Потом он посмотрел на Элизабет и увидел, что ее широко раскрытые спокойные глаза устремлены в звездное небо.
В чердачный люк они услышали голос Роберты:
— Ей уже пора ложиться в постель, дорогой.
— Хорошо. Мы идем, — ответил Браш.
Роберта ждала их, придерживая крышку люка. Он спустился по лесенке вниз и тихо спросил ее:
— Роберта, что-нибудь случилось?
Она не ответила. Пока полусонную Элизабет укладывали в постель, Браш сел рядом с Лотти на кухне и налил себе кофе. Лотти была задумчива. Она тихонько постукивала ложечкой по блюдцу.
— Джордж, — неожиданно сказала она, — нет нужды снимать такую большую квартиру, если у тебя длительные поездки. Почему бы Роберте не вернуться на ферму? У нее там будет все, что ей нужно. И для ребенка это будет лучше, особенно когда наступят жаркие дни.
— Но, Лотти, ведь это наш
— Джордж, ты счастлив с Робертой? — вдруг спросила Лотти и взглянула ему прямо в глаза.
— Да. Конечно. Я, наверное, самый счастливый человек во всем городе. Не помню, Лотти, чтобы раньше ты задавала такие вопросы.
— Роберта хочет вернуться на ферму.
С минуту длилось молчание, затем Браш сказал:
— Я брошу эту работу. Я найду работу без поездок. Потому что семья для меня важнее, чем работа.
— Это не поможет. Джордж, я не хочу тебя обидеть… Мы обе — и я и Берта — чрезвычайно любим тебя, ты сам знаешь, Джордж. Но… — Она замолчала, не в силах продолжать.
— О чем ты? Что ты хочешь сказать? — напрягся Браш.
— Джордж, разве ты сам не видишь? Роберта хочет жить одна.
Браш побледнел, но даже не двинул бровью. Несколько мгновений он пытался осмыслить услышанное и разобраться в своих чувствах. Затем поднялся и сказал:
— Пойду-ка, пожалуй, погуляю немножко.
Лотти шагнула к нему и положила руку ему на плечо.
— Джордж, не сердись на меня. Я только стараюсь помочь тебе увидеть то, что есть на самом деле.
— Вот это-то как раз и ужасно. Я не понимаю, как ты можешь спокойно говорить о таких вещах.
— Джордж, вы оба чудесные люди, но, знаешь ли, на мой взгляд, вы не подходите друг другу. Все устроилось как нельзя лучше: вы поженились, тот ужасный инцидент уже в прошлом и забыт. Не думаешь ли ты, что…
Браш остановился на пороге, сверкая глазами:
— Уж не хочешь ли ты со своими мыслями уподобиться всем этим, с позволения сказать, горожанам? — Он неопределенно мотнул головой. — Мне стыдно за тебя, Лотти. Ты же знаешь закон, положенный для нас Господом. Роберта и я — супруги и будем ими до самой смерти. Ты говоришь так только потому, что сама не была замужем и не понимаешь, как это серьезно… Я пошел. Мне надо побыть на воздухе.
Вдруг в гостиную быстро вошла Роберта.
— Джордж, я в самом деле хотела бы жить одна, — торопливо произнесла она срывающимся от волнения голосом. — Я тебя очень люблю, Джордж, но… — продолжала она, — но мы такие разные! Ты же сам видишь.
Она бросилась в кухню, захлопнув за собой дверь.
Браш замер на пороге, опустив голову, потом глухо сказал:
— Интересно, все, кто женится, проходят через это?.. И как они выходят из положения?
— Джордж! — горестно воскликнула Лотти.
Браш надел пальто, шляпу.
— Почему бы тебе не сказать прямо, — проговорил Браш, не глядя на Лотти, — что ты хочешь довести меня до бракоразводного процесса, уподобить меня всем остальным, — он снова неопределенно мотнул головой в сторону двери, — всем тем, о ком сообщают в газетах, всем сквернословящим и пьющим? Похоже, ты добиваешься именно этого. Ты хочешь, чтобы мы жили подобно… подобно бесчувственным, глупым людям, не имеющим ни принципов, ни религии, ни вообще правильного представления о человеческой природе… Это не важно, что мы с Робертой «разные» люди, как она выразилась. Это совершенно не важно, если мы живем не так, как обыкновенные люди. Мы — муж и жена, и ради общественной пользы и нравственности мы должны оставаться вместе до самой смерти.
— Джордж, — ровным голосом сказала Лотти, — иди в кухню и скажи Роберте, что ты любишь ее больше всего на свете. Больше, чем кого бы то ни было. Иди, иди. Скажи ей. Именно этого она ожидала от замужества.
Они хмуро взглянули друг на друга.
— Ты оставишь ей Элизабет, — продолжала Лотти, — и она будет с ней совершенно счастлива. Но не заставляй ее сидеть одну в этих комнатах по три месяца в ожидании, когда наконец ты…
Поезд Браша уходил в полночь. Его собранный чемодан стоял у двери. Он взял его и вдруг в приступе ярости швырнул в угол.
— Я не хочу уезжать! — закричал он. — Что пользы от моей работы, если у меня нет дома, ради которого стоило бы работать?
Он закрыл лицо руками.
— Мне не хочется жить, — сказал он глухо. — Все не так!
Лотти приблизилась к нему, потянула за руку, но он все прижимал руки к лицу и глухо мычал, словно его мучила сильная боль.
— Джордж, послушай меня, — ласково заговорила она. — Ты самый чудесный человек из всех, кого я знаю… Но это совершенно разные вещи. Будь откровеннее, смотри на вещи просто. Понимаешь? Будь ласковее с Робертой.
Он опустил руки, взглянул на нее.
— Могут ли принципы быть важнее людей, живущих по этим принципам? — спросил он.
— Но никто не живет строго по правилам, Джордж! — воскликнула Лотти, и улыбка слабо проступила на ее суровом лице. — Я полагаю, нам всем позволительно делать время от времени некоторые исключения. Иди же попрощайся с Робертой.
Роберта молча вошла в гостиную. Он поцеловал их обеих и, хотя было еще только девять часов, пошел на станцию. Он бродил по вокзалу, возбужденный новыми мыслями, затем зашел в какой-то магазинчик.
— У вас продаются трубки? — спросил он.
— Да.
— Я хочу купить… хочу купить трубку. Мне еще нужен табак, самый лучший из того, что у вас продается.
Забрав покупки, он отправился в курительную комнату, чтобы взглянуть на свои дела с другой точки зрения.
Глава 13
