прожевать порезанный дерматин.
? Осмотреться бы? ? предложил Ваянн. Старый рубака походил на мудрого лиса, самоуверенного и шебутного.
? Осмотримся, ? поддержал я его. ? Ветер здесь дует в одном направлении. Причем низом. Думаю имеется второй выход или вроде того.
Двинулись с оглядкой. За грязевым озерцом, плевавшимся горячей глиной во все стороны, что перекормленный младенец манной кашей, наткнулись на насыпные курганы. На каждом дерево, увешанное цветными лоскутами, мешочками, кулонами с огромными подвесками, монисто по более иной кирасы и прочими подношениями.
? Не брать даже нитки, ? приказал я и пригрозил. ? Руки откромсаю вместе с башкой.
? Лежат ? не трогают, вот и вы не трогайте, ? поддержал меня Ваянн. ? Нет в том трофея погост обобрать.
На одном из курганов черный полированный обелиск. По блестящей поверхности серебристая витиеватая надпись.
? Анайа**, ? прочитал я имя.
? Бабе памятник… ? выказал осуждение Ваянн.
? Матери, ? пояснил я. ? Черный обелиск то…
? Матери? Тогда конечно, ? старый мечник поспешил загладить неловкость.
За курганами ? храм. Простой прямоугольный неф, набело оштукатуренный. Штукатурка покрыта фресками и надписями.
? Каракули зачем? ? спросил Ваянн, на этот раз не спеша с речениями.
? Пожелания Милости, ? и прочел я некоторые из них. ? Просьба о выздоровлении и ниспослании долгих лет жизни, молитва за сына и прочее.
? А чего другого места нет, как на стенах писать? ? донесся голос Джако.
? Мертвые передадут Творцу просьбы живых, ? пояснил я тонкость религиозной хитрости.
За храмом площадка. В центре пирамида. Вчетвером, остальным нет места, поднялись по высоким ступеням на верх. На пирамиде, на малахитовом постаменте, огромный необработанный алмаз.
Единственное место куда дотягивается свет. И прямо на кристалл. Отраженные, преломленные лучи расходились во все стороны миллионами разноцветных игл, пронизывая воздух и растворяясь в нем невидимой субстанцией. Алмаз сиял едва не ярче светила, подарившему ему кроху своей силы.
Камень да не Духа. Протягиваю руку и подставляю под лучи. Пальцы украсились колечками радуг, кончики фаланг замерцали голубоватыми искорками. По руке поползло тепло. Складываю Знак Творца. Сияние едва заметно дрогнуло, впитываясь в мою ладонь как в губку. Шрам на щеке сковал движение лицевых мышц. Поглощенный свет потек вверх к локтю, к плечу, по шее… В затылок ударила теплой волна… Не боли… Пьянящей легкости… В сознание всплыло одно из многих слов ? Ашвины… Будто кто-то произнес его безразличным глухим голосом.
Поспешно убрать руку. Рискованно в такие игры играть.
? Узнают о камушке… Сотни дураков устремятся сюда. Дотянутся ручонки пакостные и конец красоте. ? Я показал на ромашку. Робкий цветок проросший у постамента явился в свете алмаза невообразимым чудом. ? Утянут, распилят и продадут. Да еще поубивают народу за него побольше чем мы видели.
От площади с пирамидой отходила тропа. Ехать по ней чистое мучение. Вся перегорожена воротцами. Две палки да поперечина. Сто раз поклонишься.
Стены ущелья начали сходились, наползая и громоздясь друг на друга. Вдалеке, в светло-коричневом камне показалась дыра пещеры. Но не это важно. У самого входа, на песчаном клочке, разбит лагерь. Позади меня ропот и звень оружия. Волчата доставала мечи. Им теперь по плечу любой бой. И любой приказ они примут буквально, без раздумий.
Это были всего лишь паломники. Десятка три женщин и детей, под доглядом седобородых старцев.
Завидев нас, лагерь пришел в оживление. Поднялся крик и плач, женщины забегали, засуетились. Я направил коня прямо к цветному шатру, чьи пологи расшиты минаретами. Над ним полоскался флаг с изогнутым змеем. Принадлежало жилище скорее всего малику**.
Он вышел мне на встречу, встревоженный криками и беготней. Увидел меня и Волчат остановился. В прищуренных глазах нет страха за себя, но тревога за вверенных ему людей. Следом за ним из шатра выскочила старуха и девушка, кутающаяся с головой в накидку.
Малик попятился прикрывая собой женщин и девчонку.
? Я, Джумани. Мы из Хучженей, ? предупредил нас он сверкнув глазами. ? Первые из кланов Благословенной земли Создателя!
Ему ни кто не ответил. Капрал, до этого бывший спокойней других, взялся за эфес. Меч вытащил ? не ширкнул. Беззвучно.
? Здесь только женщины и дети, ? произнес Джумани, наблюдая за капралом.
Вскидываю руку предупреждая слова Ваянна.
? Со мной Айша, нареченная Радку Хулуга…, ? перехватил мой взгляд малик.
Губа не дура у Хулуга. Девица справная. Бровью поведет дыхание замирает и пульс за двести подскакивает. Разглядывая Радкову избранницу отчетливо чувствую ? творится неладное. Будто невидимая рука сплетает судьбы присутствующих людей в одну нить. Сплетает, ладно, без узелков и огрехов, накрепко, намертво… Чудеса… Но я разуверился в чудесах. Не к добру действо. Та же рука нить эту и оборвет, не пожалеет.
Айша смущаясь прикрывает лицо концом шелкового шарфа, повязанного вокруг её шеи. Быстро оглядываюсь! Чтоб тебя! Алэн! Взгляд как у прозревшего слепого. Смотрит не оторвется, боится пропустить, проглядеть, не запомнить. Эдак угораздило парня! Что ж ты рот раззявил? Своих девок мало? Узрел! Теперь искровенится душа, замутит разум, отравит сладкими обманами и несбыточными надеждами.
Ругаюсь распоследними словами. Толку с того! Хочешь ругайся, хочешь садись писать вторую часть Ромео и Джульетта, в твердой уверенности стать классиком при жизни.
Заставляю лошадь сделать шаг. Заслоняю собой оглушенного адреналином счастья Волчонка. Айша прячется за Джумани. Рядом, квочкой, старуха ? оградить, защитить горлинку от хищных воронов. Не вороны старая…
Не знаю что меня толкнуло так поступить. Сунул руку в потайной кармашек, достал монету подаренную де Барко. Кувыркнул динар на ладони и кинул под ноги худжену. Малик не сдвинулся. Ниже его достоинства подбирать с земли.
Ложу руку на рукоять меча. Строй позади меня приходит в движение. Джумани пересиливает себя и едва открывая рот произносит.
? Импа' а**, подай, оброненное воином, ? попросил он.
Старуха, должно быть служанка, живо согнулась и подала ему динар. Знаю что он задумал. Джумани собирался бросить монету мне, но в последний момент не удержался и глянул на неё. Старческие пальцы сгребли монету в жменю. На спокойном до этого лице отразилась упрятанная глубоко-глубоко тоска. Непреклонный взгляд сменяется мукой давней утраты.
Благодарностей мне не нужно. Ни за возвращенный динар, доставшийся от де Барко, ни за оставленный невредимым лагерь Хучженов. И не потому что Джумани не Радку Хулуг. На мой век крови хватит и без этого… А может не в крови дело… Нет повести печальнее на свете*…
Обратный путь дался мне тяжело. Возвращаясь в Рош не вздремнул ни минуты. Сон бежал прочь. На сердце муторно и нудно. Вспоминаю Алэна, Кааб Пайгют, лицо Джумани. В чем суть бессонницы? Что осталось не понятым, пропущенным, обделенным вниманием? Спросить Старой Йонге? Зря что ли весь камыш передергала, уткам на озере прятаться негде. Так и сделаю. Может еще крюшоном угостит.
…По прибытии в замок всем назначил два дня отдыху. И особенно себе, потому как еле волочил ноги и походил на мумию Дон Кихота.
10