Шель искоса посмотрел ей вслед. Джонсон заметил его взгляд и нахмурился.
— Встреча с Лютце не могла быть приятной, но объясни, пожалуйста, что в ней было любопытного? — спросил он торопливо.
— Лютце был хорошо знаком с Леоном, не так ли?
— Они встречались, но что их связывало, одному богу известно, — Джонсон пожал плечами. — Между ними не было ничего общего. Один — запойный пьяница, все помыслы которого сосредоточены на том, как добыть деньги на бутылку шнапса. Другой — психопат и, кстати сказать, трезвенник.
— И все же Лютце пользовался доверием Леона? Джонсон кивнул:
— По-видимому, да.
— Лютце во время нашей встречи был очень пьян, и поэтому беседу трудно назвать полноценной. Но в его невнятном лепете меня поразила одна фраза. Он сказал: «Леон оставил чемодан, чемодан из подвала». Увы, больше мне ничего не удалось выведать. Я отвел его в блиндаж. Там у него начался тяжелый приступ белой горячки, и он, должно быть, лежит в беспамятстве до сих пор. Что могли значить его слова, Пол?
— Это в самом деле любопытно! — Американец смотрел на экран телевизора. — Любопытно! Неужели Леон раскопал что-нибудь? Но подвалов много. А у нас это слово сразу ассоциируется с «нашим» подвалом.
— Ведь Леон был одним из нас.
— Ей-богу, не понимаю, в чем дело. Надо бы посмотреть, нет ли там в блиндаже этого чемодана.
— По-моему, если он вообще и существует, то в блиндаже его нет.
— А где же он может быть?
— Не знаю. Я думал не об этом, а о содержимом чемодана и о том, не имеет ли оно отношения к смерти Леона.
— Предполагать, что Леон узнал что-то важное и затем покончил с собой, нелогично.
— Ты прав, Пол. Его странное самоубийство опровергает все возможные предположения. Нужно непременно получить от Лютце чемодан, только он может пролить свет на это дело.
— У тебя есть какой-нибудь план?
— Я оставил Лютце записку о том, что хочу с ним поговорить. Моя фамилия ему известна. Леон, должно быть, рассказывал обо мне. Я пойду к нему…
В дверях появилась Кэрол.
— Вы еще не кончили? Тогда беседуйте и закусывайте одновременно, — она сняла с подноса тарелки с хлебом, ветчиной, холодным мясом и разными аппетитными закусками.
Шель извинился и вышел в ванную. Оттуда он слышал, как Кэрол возится на кухне. Из комнаты донесся голос Джонсона. «Он что, говорит сам с собой?» — подумал Шель.
Когда он вернулся в комнату, американец затягивал штору на окне.
— Садись, Ян, — пригласил он, — и отведай наших лакомств.
— Да, да, прямо из банок, — добавила Кэрол, входя.
Мужчины, поглощенные своими мыслями, ели быстро и нетерпеливо. Однако, раскупорив бутылку вина, они повеселели. Кэрол начала убирать со стола.
— Я вам разрешаю беседовать еще четверть часа, — сказала она. — Через двадцать минут играет оркестр Карло Боландера. А так как мой муж не танцует, то я назначаю вас своим партнером, герр Шель… Знаю, знаю! — засмеялась она, видя смущенное лицо Шеля. — «Я плохой танцор», ведь вы это хотели сказать? Ничего. Берусь вас научить. Бесплатно! — Выходя из комнаты с грудой тарелок, Кэрол добавила повелительным тоном: — Итак, беседуйте! Раз, два, три!
Джонсон принужденно улыбнулся.
— Что ж, воспользуемся предоставленной нам четвертью часа, — сказал Шель. — У тебя найдется немного времени завтра утром?
— Чтобы пойти к Лютце?
— Да.
— Разумеется, я пойду с тобой. Это дело начинает мне казаться интересным.
— Прекрасно. Слушай дальше. Я посетил сегодня также доктора Менке.
— А его-то зачем?
— Мне хотелось узнать побольше о Леоне.
— И что же достопочтенный доктор Менке?
— Что он за человек, Пол?
— Старый чудак, принявший театральную позу патриарха. И вместе с тем опытный, преуспевающий врач.
— Гм, он прочел мне краткую лекцию о болезни Леона; говорил толково, сжато и с большой уверенностью, но…
— Но что?
— Его глаза… Впрочем, это неважно… — Шель погасил окурок и взглянул в сосредоточенное лицо хозяина дома. — Я отрекомендовался как Ян Шель из Польши. Рассказал, что был другом Леона Траубе и что ты можешь подтвердить мои слова. Но меня насторожило одно. Во время нашей беседы Менке спросил, руководствуюсь ли я интуицией. Я сказал, что обладаю шестым чувством, на что он саркастически заметил, что для моей профессии это необходимо. Понимаешь, Пол? Доктору Менке, которого я вижу впервые в жизни, известна моя профессия!
— Ты не спросил, откуда?..
— Конечно, нет.
— Странно, очень странно. — Джонсон задумался, но тут же хлопнул себя рукой по лбу. — Ты знаешь, Леон мог ему рассказать, что ждет твоего приезда, и упомянуть попутно, чем ты занимаешься. Ведь Лютце тоже знал о тебе.
— Верно, — согласился Шель. — Пожалуй, это объяснение. Но если он слышал обо мне раньше, то зачем ему было спрашивать, кто в Гроссвизене знает меня?
— О, Менке — старый позер и формалист!
— И еще одно…
— Что именно?
— В саду у доктора меня встретил странный тип…
— Знаю, это Гюнтер. Садовник, шофер и вообще правая рука старика.
— Грубиян. Он держал себя со мной возмутительно.
— Это меня не удивляет. К доктору почти ежедневно поступают жалобы на него.
— Почему же он его не уволит?
— Их что-то связывает, но подробностей я не знаю. Гюнтер беззаветно предан старику.
— А разве Менке…
— Не сплетничайте, друзья мои, — сказала Кэрол, входя в комнату. — Какое преступление совершил этот седовласый клоун?
Шель повернулся к ней. Она остановилась, чувствуя на себе его восхищенный взгляд. Воцарилось неловкое молчание. Джонсон сидел с угрюмым видом, вокруг рта у него обозначились гневные складки.
— Мы говорили о докторе Менке, — начал Шель, чтобы хоть что-нибудь сказать и разрядить атмосферу.
— Да, я слышала. В Гроссвизене его называют дедом Морозом с рыбьими глазами.
— Очень метко!
— Он уговаривал меня участвовать вместе с ним в святочном представлении — в костюме черта…
— Идеальная роль для тебя, — буркнул Джонсон.— Могу тебе одолжить рога.
— Успокойся, старина! Я это выдумала, чтобы отвлечь вас от вашего подвала.
Она протиснулась между столом и коленями Шеля, положив ему руку на плечо, когда он попытался встать.
— Господин помощник прокурора, — обратилась она к мужу. — Вы забываете о своих обязанностях.
