бракосочетаниях, рождениях и смертях, а также хроника происшествий. Шель улыбнулся, вспомнив, как много лет назад ему пришлось составлять подобную «хронику» для «Вроцлавской трибуны».
Но внезапно улыбка исчезла с его лица.
«Прошлой ночью, в 22 часа, — прочитал он, — попал под машину житель Гроссвизена Герберт Лютце. Машина не остановилась, и номер ее до сих пор не установлен. Герберта Лютце доставили в городскую больницу в тяжелом состоянии».
В это время дверь из коридора открылась, и в приемную вошел крупный, широкоплечий мужчина. У него были квадратный, выдвинутый вперед подбородок, толстые губы и высокий лоб. Светлые волосы были откинуты назад.
— Здравствуйте! Где прокурор Джонсон?
— Прокурор занят, — ответила секретарша, вставая. — А вы…
— Привет, Грубер — раздался голос Джонсона. — Вы пришли как раз вовремя, — он проводил посетителя и представил своего польского приятеля.
Инспектор посмотрел на Шеля с нескрываемым любопытством и протянул ему руку:
— Очень приятно.
— Пол! — Шель повернулся к Джонсону. — Лютце в больнице.
— Что такое?
— Вчера вечером попал под машину.
— Кто сказал?
— Вот, прочти.
— Действительно, — покачал Джонсон головой, пробежав глазами заметку. — Бедный пьянчуга!
— Объясните, ради бога, о чем идет речь, — вмешался Грубер.
— Ян приехал в Гроссвизен навестить Леона Траубе…
— Того, что повесился пять дней назад?
— Того самого. Хозяйка рассказала Яну, что дверь в комнату самоубийцы была приоткрыта. Это вызвало у него подозрения. Оттолкнувшись от этой детали, он стал строить дальнейшие догадки. В частности, отыскал друга Леона Траубе, Лютце. Пытался поговорить с ним о покойном, но Лютце был, как всегда, пьян. Спьяну он говорил о каком-то чемодане. Ян оставил ему записку, предупреждая, что зайдет к нему сегодня утром. Но утром на имя Яна пришел конверт с квитанцией камеры хранения на чемодан. Есть предположение, что это тот самый чемодан, который Леон почему-то передал Лютце. Мы решили просить полицию помочь нам в дальнейшем расследовании. Если тревога окажется ложной, мы принесем вам свои извинения и пойдем все вместе обедать.
— А происшествие с Лютце? — спросил Шель. — Вам что-нибудь известно об этом, инспектор?
— Да, я видел рапорт, но не вникал в подробности. Разве этот случай связан с вашим делом?
— Это зависит от того, что находится в чемодане, а также от многого другого.
— Тогда не будем терять времени. Поехали на вокзал! Шель вышел вслед за инспектором. Он был растерян.
Дело принимало более сложный оборот, чем он предполагал. Лютце, несомненно, попал под машину тогда, когда возвращался в блиндаж, опустив письмо в почтовый ящик. Он что-то знал или предчувствовал… По-видимому, есть люди, заинтересованные в том, чтобы его обезвредить. И если они прибегли к столь крайним мерам, значит, тайна, раскрытая Леоном, была для кого-то очень важной и опасной. Но пока что все было чрезвычайно туманно и противоречиво.
— Как ты думаешь, Пол, неужели происшествие с Лютце было простой случайностью? — обратился Шель к шагавшему рядом с ним Джонсону.
— Конечно, это довольно странное стечение обстоятельств. В первый момент я подумал, что его сшибли умышленно. Но не забывай, что за человек Лютце. Кому мог мешать этот пьянчуга?
Спускаясь по лестнице, Джонсон спросил у инспектора:
— Он тяжело ранен?
— Кто, Лютце?
— Да.
— Кажется, его здорово помяло. Сломано несколько ребер. Насколько это серьезно, покажут дальнейшие обследования. — Инспектор открыл дверцу большой черной машины, жестом пригласил их сесть и добавил: — Ничего, выживет. А если и отправится на тот свет, никто плакать не будет.
Джонсон и Шель расположились на заднем сиденье.
— Вокзал, Гейнц! — приказал Грубер сидевшему за рулем полицейскому.
— Почему ты так расстроен, Ян? — спросил американец, когда машина тронулась с места.
— Ты, конечно, скажешь, что у меня слишком буйное воображение, но подумай сам: Леон, который хотел повидаться со мной, лежит на кладбище; Лютце, которому Леон что-то передал, лежит в больнице! Если мы вернемся в прошлое и начнем свои рассуждения с того, что одно из отправленных им писем до меня не дошло…
— Стоит ли к этому возвращаться? Я же тебе объяснил…
— Разумеется. Объяснить можно все. Остальную дорогу они молчали.
Шофер-полицейский вел машину ловко и быстро. На вокзальной площади он описал полукруг и остановился у главного подъезда.
— Подожди здесь, Гейнц, — приказал инспектор. — Мы ненадолго.
В холле они подошли к широкому окну с надписью «Aufbewahrung» [21] , где дежурил маленький сгорбленный старик в форме железнодорожника.
— Выдайте, пожалуйста, чемодан! — попросил Джонсон, вручая ему квитанцию.
Старик наклонился над бумажкой, поднес ее к глазам и ушел искать. Несколько минут спустя он вернулся расстроенный.
— Вы сами сдавали этот багаж? — спросил он у Джонсона.
— Нет. Вероятно, его принес некто Лютце.
— Чемодана здесь уже нет.
— Что значит «уже нет»? — крикнул Грубер. Старик смущенно мял в руках квитанцию.
— Сюда приходил недавно какой-то мужчина и забрал его.
Шель не верил собственным ушам. «Это похоже на кошмар!» — мелькнуло у него в голове.
— Как он мог забрать, если квитанция у нас?! — гремел Грубер. Он показал стоявшему в растерянности железнодорожнику свое служебное удостоверение. — Я полицейский инспектор. Расскажите подробно, кто и при каких обстоятельствах унес чемодан.
— Я уже сказал, герр инспектор, — ответил железнодорожник, нервно теребя воротник рубашки. — Минут десять или двадцать назад пришел мужчина и попросил выдать ему чемодан, сданный на хранение четыре дня назад. «Квитанция, — сказал он, — потерялась, но я могу сказать, что находится в чемодане». Он говорил так уверенно…
— Черт возьми! — крикнул Грубер, краснея от ярости.— С каких это пор выдают багаж каждому, кто приходит без квитанции, но зато «говорит уверенно»? Вы давно здесь работаете?
— Двадцать шесть лет, герр инспектор.
— Вот и хватит. Пора на пенсию. А как выглядел этот «уверенно говорящий» тип?
Старик сделал судорожный глоток и ответил:
— Невысокий, очень любезный…
— Послушайте! — вмешался Джонсон. — Что значит «невысокий»? Метр шестьдесят? Шестьдесят пять? Семьдесят?
— Пожалуй, такой же, как вы — показал он дрожащей рукой на Шеля.
— Метр семьдесят три, — определил инспектор. — Цвет волос?
— Блондин.
— Глаза?
— Не помню… Кажется, голубые… Нет, карие.
— Лицо? Круглое, продолговатое?
— Как будто продолговатое.
