95-16

— В последнее время нет. Раньше он служил в налого­вом отделе городской управы, потом жил на пособие по бо­лезни. Уже месяца два, как он почти совсем не выходил из комнаты. Это был тихий и вежливый жилец…

— Кто-нибудь ухаживал за ним? У него были знакомые, друзья?

— Я же вам сказала, он вел очень замкнутый образ жиз­ни, почти никуда не ходил. Его тоже мало кто посещал, кро­ме врача, герра Пола, ну и этого мерзкого пьяницы Лютце. Где они познакомились — ей-богу, не знаю. Таких, как он, нужно…

— Где он живет?

— Кто?

— Лютце?

— Живет? Да он просто шляется из кабака в кабак. — Старуха презрительно скривила губы. — Говорят, у вас в Польше с пьяницами прямо беда?

Шель пропустил этот вопрос мимо ушей.

— Но ведь должен же Лютце где-то ночевать?

— Когда он не ночует в вытрезвителе, то его можно най­ти в блиндаже за городом. Когда-то там было убежище. А по­чему вас это интересует?

— Я приехал, чтобы повидаться с Леоном. После того, что случилось, мне хочется по крайней мере побеседовать о нем с его друзьями.

Он достал пачку сигарет «Гевонт» и предложил старухе, но та отрицательно покачала головой. Шель закурил. Кошка, ис­пугавшись дыма, умчалась обратно к раковине. Кто-то бегом спускался вниз по лестнице. Фрау Гекль приоткрыла дверь.

— Guten Morgen, Негг Heinrich! [11] — воскликнула она.

— Моr'n [12] , — буркнули на лестнице.

— Хороший день сегодня, не правда ли? — Не дожидаясь ответа, она закрыла дверь и демонстративно втянула носом воздух: — Это у вас польские сигареты?

— Да.

— Воняют ужасно.

— Значит, — Шель опять пропустил мимо ушей ехидное замечание, — Лютце был другом Леона?

— Ну, у пьяницы только один друг — бутылка шнап­са, — загоготала старуха, довольная своей шуткой.

Не найдя пепельницы, Шель незаметно стряхнул пепел на грязный пол.

— А кто этот Пол, о котором вы говорили?

— О, это очень культурный человек. Он приходил нечасто, но, должно быть, знал Траубе очень давно. Они были на «ты». И мне кажется, что герр Пол давал вашему другу деньги. Да, он очень приличный человек. Работает в суде…

— А как его фамилия? Ведь Пол — это имя?

— Конечно. Его фамилия Джонсон.

— Что-что?! А кто он по национальности? — Шель вско­чил со стула.

— Американец или англичанин, — ответила фрау Гекль неуверенно.

— Пол Авел Джонсон! — обрадовался Шель. Если это действительно их товарищ по подвалу, то он, несомненно, знает причину трагической смерти Леона.

— Он работает в суде?

— Да, в прокуратуре.

Шель раздумывал, что ему делать. Он предполагал про­вести в Гроссвизене несколько дней, но теперь это потеряло смысл, и он решил уехать на следующий же день.

— Фрау Гекль, — спросил он, — ведь комната Леона Траубе еще свободна?

— Разумеется! Никто…

— Очень хорошо, — перебил Шель нетерпеливо. — Вы не будете возражать, если я там поселюсь на пару дней? — Уви­дев, что хозяйка колеблется, он добавил: — Я уплачу за двое суток вперед.

— Хорошо, — согласилась фрау Гекль, — но ведь я мо­гу поместить вас в другой комнате.

— Спасибо. Я бы все-таки предпочел, если можно, занять комнату Леона.

— Как хотите. Идемте, я покажу вам ее.

Они вышли на площадку и оттуда по скрипучей лестнице поднялись на третий этаж. Старуха остановилась в конце ко­ридора, открыла дверь и, бросив испуганный взгляд на окно нехотя вошла внутрь. Шель одним взглядом окинул комнату: скудная и жалкая обстановка. Значит, здесь… Солнечные лучи освещали грязное окно, за стеклами которого виднелись ого­роды и тронутая желтизной зелень деревьев. Где-то неподале­ку громко кудахтали куры. Идиллический пейзаж успокаивал, рассеивал печаль. Шель повернулся к старухе.

— Хорошо, фрау Гекль. Я здесь отдохну несколько минут, а потом постараюсь повидаться с Джонсоном. Не знаю, ког­да вернусь, может быть, поздно.

— О, не беспокойтесь! До полуночи дверь не запирается. Потом нужно звонить, но я вам охотно открою. Если вам что-нибудь нужно — скажите… — Она снова покосилась на окно.

— Нет, мне ничего не нужно, спасибо.

— Когда будете уходить, — предупредила фрау Гекль, — не забудьте посильнее захлопнуть дверь, иначе замок не за­щелкнется. Вот так, — показала она. — Герр Траубе в по­следнее время всегда запирался на ключ, потому что от сквоз­няка дверь распахивалась, — добавила она, выходя.

Шель облегченно вздохнул, услышав удаляющиеся шаги. Он сел, закурил и взглянул на покрытую пятнами крышку стола.

Траубе болел три года. Когда состояние его здоровья ухудшилось, он бросил работу и жил на пособие. Судя по письму, он заинтересовался каким-то загадочным делом и сде­лал неожиданное открытие. Вероятно, это не имело отноше­ния к болезни, иначе Траубе упомянул бы о ней в письме. Два месяца назад, узнав что-то, по его словам, чрезвычайно важное, он написал и отправил два письма, из коих, кстати, сказать, дошло лишь одно. Раз он написал два письма, то, стало быть, опасался, что ему постараются помешать пере­дать информацию. Следовательно, материал, которым распо­лагал Леон Траубе, представлял для кого-то опасность. Две недели назад Шель написал Леону письмо, сообщая о своем приезде. По логике вещей Леон должен был бы до­ждаться его. Фактически же произошло нечто неожиданное и ужасное. Траубе покончил с собой чуть ли не накануне при­езда друга. Столь отчаянный шаг мог быть вызван только чем-то из ряда вон выходящим…

Шель погасил окурок, поднялся и снова, на этот раз более внимательно, оглядел комнату. Здесь стояли никелированная кровать, стол, стулья, гардероб и эмалированный умывальник с кувшином. На стенке висела олеография, изображающая мельницу. Шель принялся обыскивать помещение в надежде найти хоть что-нибудь проливающее свет на недавние со­бытия.

Ничего не найдя в кровати, он открыл гардероб. Внутри на перекладине висели три вешалки. Шель заглянул под газе­ты на полках, влез на стул, чтобы осмотреть гардероб сверху. Снял олеографию и отодвинул лист картона, прижимавший картину к стеклу. В заключение он вернулся к столу и вы­двинул ящик. Там лежали проспекты туберкулезного диспан­сера и старое приглашение на встречу бывших узников конц­лагеря в Вольфсбруке. Шель вынул ящик совсем и поставил на стол. Между задней стенкой и дном он заметил два засу­нутых в щель прямоугольных листочка и с надеждой выхва­тил их, но это оказались всего лишь рецепты на популярные успокоительные средства, выданные неким Карлом Менке, доктором. Шель кинул бумаги обратно в ящик и водво­рил его на место. Он осмотрел еще раз каждый уголок мрачной комнаты. Полиция, несомненно, забрала личные вещи покойного, решил он и принялся распаковывать че­ модан.

Уходя из комнаты, Шель несколько минут возился с дверью, которая никак не закрывалась. «Ах, да, — вспом­нил он, — фрау Гекль ведь предупреждала, что замок плохо работает».

На лестнице Шель внезапно остановился. В его мозгу за­родилось сперва туманное, но быстро усиливающееся подо­зрение. Хозяйка сказала, что в день самоубийства Леона дверь его комнаты была приоткрыта. Прожив здесь пятна­дцать лет, Траубе, несомненно, знал дефект двери и, наверное, совершенно машинально закрывал ее как следует. И он не мог оставить дверь открытой, готовясь покончить