владельца борделя.
Вид поочередно переставляемых крепких, длинных металлических конечностей «Бахти», привели меня в замешательство. Если доселе я находился в утробе этой махины и только образно представлял, как выглядят кибернетические ноги, то теперь эти неказистые, огромные штанги, с двигающимися внутри поршнями, крупными суставами и ступнями-чашечками, размером с сендер, поразили до глубины души. Кажется, я мог бы долго любоваться завораживающим действом аккуратных, размеренных шагов, величественной машины.
Магарыч, на половину высунувшийся из люка, расплывшись в улыбке, вопросил:
– Ну-с, как вам это чудо техники-с?
– Величественно! – Вот и все что я мог сказать.
– Мое-с дитя! – Гордо задрав курдючный подбородок и облизав губы, подытожил толстяк. При этом ветерок донес капельки слюны и запах крайне несвежего дыхания. На мгновение мне представилась картина, как Магарыч, склонившись над моим телом, пыхтя, сопя и обливаясь потом, чинит мою неисправную руку. Как капли усеивают высокий лоб, стекают, падают на меня, а его ужасное дыхание обдает меня своей затхлостью. Брр-р. От представленной картины я поежился, в тот самый момент, когда Гожо выкрикнул:
– Отпускай!
Звякнули звенья цепей, механизм кран балки пришел в движение. Пошатнулся подо мной «мустанг». Сжав крепче рукоять руля, я взглянул на Гожо. Он был спокоен, а блаженная улыбка, нарисовавшаяся на смуглом лице, становилась шире, придавая суровому здоровяку чудаковатый вид.
«Бахти» полностью остановился, опираясь на все шесть кибернетических ног. Плавно отпустив наши «мустанги», Магарыч, стараясь перекричать суровые порывы ветра, приказал:
– Отцепляйтесь! Все, приехали-с!
Не покидая пригретых сидений, мы отцепили крюки от приваренных к корпусу «мустанга» колец. Помахали на прощание толстому механику.
Гожо взглянул на меня, потирая устрашающий шрам на лице широкой ладонью.
– Значит, Мост?
– Да, Мост! Мне надо вырвать девчонку из лап ублюдков. Иначе на жизни девочки можно поставить жирный крест. – Тут же нашелся я, натянув на лицо платок, и водрузив на нос очки на резиновом ремешке.
– Спрячь за высоким забором девчонку!
– Твой друг – мой друг! Твой враг – мой враг! Ты теперь мне как брат! Тулл, позволь называть тебя братом? – Здоровяк растопырил огромные руки в знак нашего побратимства.
– Хорошо, брат Гожо! Может, уже поедем? – Время играло не на нашей стороне, а до Моста еще надо было добраться. Места тут неспокойные, тем более кочевые племена шли на Москву, и мы в любой момент могли наскочить на их разведчиков или, того хуже, вражеский стан.
Цыган кивнул, уставился вдаль, словно высматривая что-то.
Грузно переставляя ноги, ходячий дом направился в Рязань. Снаружи он походил на какое-то огромное насекомое.
Цыган дернул кольцо стартера и запустил двигатель. Тот, видимо, лишённый глушителя, дабы не терять лишней мощи, завопил на всю округу. Выжав сцепление, Гожо дал по коробке. Вырывая из-под гусянки столбы песка, «мустанг» встал дыбом и сорвался с места. Гусеничный вездеход быстро удалялся, оставляя после себя поднятую взвесь пыли и мокрых крупиц. Немного растерявшись, смотря вслед удаляющемуся Гожо, я последовал его примеру.
Не знаю, какая мощь скрывалась под капотом «мустанга», но он перемещался по песчаной целине Пустоши с огромной скоростью, легко маневрируя по поверхности песчаных дюн и лавируя между занесенными песками развалинами. Я старался не отставать от своего напарника, названного мною братом.
Мы держали путь на Мост, к маленькой Кэт.
Глава 14. Панцирные волки
По мрачному серому небу пышными ватными комочками, словно пропитанные копотью от сгорающих покрышек, тянулись бесконечные тучи. Местами их ряды разрывались, будто протертое до дыр старое ватное одеяло, сквозь которое в появившихся прорехах виднелся тусклый диск понурого солнца. Усилился ветер, пронизывая насквозь. Поток холодного воздуха заставлял съёживаться и все ниже прижиматься к покатому баку. Тепло от горячего двигателя грело ноги и вселяло надежду…
Мы ехали почти весь день. Нам сильно повезло, что мы не наткнулись на отряд мутантов или кетчеров. Всех встреченных нами мутафагов мы объезжали стороной, не желая вступать в бесполезный бой и тратить время. Гожо все время был впереди, он неплохо знал эти места, тем более что мы передвигались не по накатанным дорогам, изъезженным вдоль и поперек, а сторонясь их, благо на то позволяли проходимые «мустанги». Солнце, перед самым закатом игриво балуя лучами уже успевшую окончательно просохнуть песчаную гладь, возвестило о смене дня. Над Пустошью опустился сумрак, окутывая все полупрозрачной пеленой.
Вдали, между двумя высокими холмами, стали прорисовываться очертания развалин. Когда-то, еще до Погибели, тут был городок или поселение, теперь от этого величественного мирка не осталось и следа. Город, населенный тысячами свободных и некогда счастливых людей, пал в небытие, погруженный под тонны бесконечного песка.
Гожо притормозил и бросил взгляд через плечо, высматривая в веренице пыли меня. Движки надрывно урчали, возвещая о нашем появлении. Я поравнялся с ним и выжал рычаг сцепления, останавливая «мустанга».
Стянув огромные очки и стряхнув с головы слой пыли, цыган выудил фляжку с водой. Отпив немного, протянул мне. Я тоже, с трудом сорвав с лица, словно приклеившиеся очки, принял флягу и, прополоснув рот, выплюнул на песок. Хоть лицо и прикрывал платок, на зубах чувствовались мелкие частицы песка. Пить много нельзя. Стоит только сделать пару лишних глотков и жажда замучает тебя, сам того не замечая вылакаешь всю фляжку. А путь не близкий и где еще доведется ее пополнить остается вопросом не решенным.
– Здесь, за развалинами, совсем не далеко поселок старателей есть, может, туда заскочим? Я заодно дружка своего проведаю. Один Создатель ведает, когда еще доведется в этих местах побывать. – Прохрипел Гожо, принимая от меня фляжку и смачивая губы.
– Не знаю, мы и так опаздываем. – Ответил я, прекрасно понимая, что нам по любому нужен привал, а то не ровен час, движки от постоянной нагрузки и перегрева станут сюрпризы выкидывать.
– Не знает он! Был бы на твоем месте какой молокосос, врезал бы за твое «не знаю»! Движкам по любому остыть надо. В развалинах мутант знает, что водится. Ну, а в поселке у моего кореша и горилки хлебнуть можно, и вздремнуть по-людски, хоть одним глазком.
Гожо был прав, действительно усталость подобралась незаметно, стоило только вспомнить про нее.
– Кореш, говоришь? Ладно, поехали!
– Вот так бы сразу. Не знает он! Да в развалинах лучше не задерживаться и уж тем более не останавливаться. Светило совсем спряталось. Ни мне, цыгану, тебе, монаху, о ночных живностях рассказывать.
Мы двинулись дальше. Ночь что-то не решалась приступать к своим законным обязательствам, и это
