Вороны продолжали атаковать, вновь и вновь направляя свои острые когти и клювы на меня. Я истекал кровью, а твари кромсали меня, впиваясь когтями в плоть и вырывая сильными клювами ее маленькие кусочки. Мне казалось, что гронг окончательно вселился в меня, прощупав мою слабину, и теперь его энергетические волны старались найти нужные рычаги, чтобы куклой, то есть мной, можно было управлять. Мне казалось, что вороны нашпигуют во мне множество дырок, через которые потом это мелкое противное существо проденет тоненькие веревочки, навяжет узелки, превратив меня в послушную марионетку. Обессиленный и морально подавленный под воздействием твари, я с неимоверным усилием поднял кольт на вытянутой, охваченной неуправляемой тряской руке, стараясь направить его ствол в темный силуэт загадочного существа.
И где этот умник, который, расшибаясь в лепешку, пытался доказать мне, пусть и теоретически, что гронги не в силах воздействовать на подсознание человека?
Одна из крылатых бестий тут же вцепилась когтями в запястье, пробивая плоть, и стала отводить мою руку в сторону. Я сопротивлялся и, кажется, у меня это получалось. На ум пришла старая забава по перетаскиванию каната. Но на помощь ворону кинулись еще несколько птиц, и вскоре они перетянули свой конец каната, а я, не удержавшись, повалился на спину. Как бы я того не хотел, но ко мне подкрадывался трындец и при чем наиполнейший. Боль покрывала все тело, раны сильно кровоточили, заливая пол подо мной. Перед глазами все плыло, черные пятна то и дело накидывались, стараясь унести с собой хоть крупицу моей плоти. Я задыхался. Хотелось кричать, но крик застрял где-то внутри и не как не мог вырваться наружу.
Большой палец правой руки взвел курок, механизм двинул барабан патронника и в гладкий длинный ствол кольта, уставилась свинцовая полукруглая головка патрона. Озноб охватил тело. Предательски застучали зубы, клацая друг о друга. Я больше не могу противостоять силе гронга, он почти полностью овладел моим сознанием. Противостояние достигло кульминации. Все! Еще немного и больше не станет монаха Тулла, пусть и пренебрегшего учениями великого Ордена. Вместо него останется послушная игрушка для утех садиста, глумящегося над чужим разумом. Осталось сделать последний шаг.
Шаг перед мрачной бесконечностью.
Мир вокруг замер. Пропали кровожадные вороны, вьющиеся над моей головой. Пропал тощий кукловод в своем брезентовом плаще. Все будто застыло, став однородной субстанцией, плавно заполняющей пространство пустой комнаты, посреди которой, на сыром, покрытом сотнями трещин бетонном полу, лежал я. Мысли, доселе бившиеся в неукротимой агонии, утихли, смиряясь с безысходностью. Холодное дуло револьвера коснулось виска. Тело содрогалось в непрекращающейся дрожи. Указательный палец коснулся курка. Ритмично бьется сердце, отдаваясь пульсирующей веной на шее. Крапинками пота покрыто все лицо. На уголках прикрытых глаз появились прозрачные капельки слез.
Я вдавливаю пальцем курок, он мягко, без особых усилий поддается.
Прогремел выстрел. Но за миг до этого какая-то неведомая сила схватила меня за руку с револьвером и резко увела вверх. Вспышка света ослепила.
Перед глазами плыли красно-багровые завихрения и множество переливающихся всевозможными оттенками маленьких, мелькающих во мраке пятен. В ушах стоял невыносимый звон, будто мою голову засунули в огромный колокол и что есть мочи треснули по нему, да так, что сейчас лопнут перепонки. Звон все сильнее нарастал, превращаясь в ужасный протяжный и тоскливый писк. Я пытался разглядеть что-то перед глазами, но непроглядная, багровая пелена накрыла саваном, обвила меня, погружая в иллюзию своих хаотично витающих и мерцающих кроваво-красных частиц. Я раскрыл рот, но по-прежнему так и не смог выдавить из себя крик, он затаился, канул в неизвестности, стал комом в горле. В определенных случаях он помогает выплеснуть из себя весь негатив, выплюнуть эту темную энергию, мешающую правильно мыслить. Я отчаянно пытался вдохнуть. Воздух, как нечто живое, врывается, заполняет легкие, впитывает в меня живительную энергию.
Пелена постепенно отступала, сквозь ее туманно клубящиеся потоки проступали темные стены, пронизанные густой паутиной трещин и зияющий множеством разломов мрачный потолок, через который виднелось ночное небо.
И в этой пелене видений и прорисовывающихся реалий появился огромный темный силуэт. Он склонился надо мной, что-то крича.
Снова выстрел. Громкий, сотрясающий комнату хлопок.
Я прикрыл глаза, стараясь прийти в себя, чувствуя, как сильные руки вцепились мне в куртку, поднимая за грудки. Неразборчивые слова. Или силуэт говорит на другом диалекте, или я просто сошел с ума. Хотя, второе больше подходит к данному случаю.
Широченная ладонь всей своей пятерней вляпывается мне в щеку, всплеск мириад искр. На миг я теряюсь в пространстве и времени. Зависая на своей волне. Широкая ладонь въехала еще раз. Шлепок получился смачный. От такой встряски в глазах, после феерии пляшущих искр, немного прояснилось. И в темном силуэте стали угадываться очертания фигуры цыгана с его обожжённым лицом, бешенным и в то же время ошарашенным взглядом. Наверное, так выглядят люди, увидевшие призраков своих умерших близких.
От неистовых шлепков здоровяка на лице преобладало нездоровое ощущение, будто в щеку ткнули раскаленной кочергой. Неприятное жжение сменилось колющей болью. Я с трудом переборол желание врезать цыгану в отместку, понимая, что поведу себя как последний ублюдок. Он спас меня, спас от верной гибели. Задержись Гожо на мгновение, и меня бы уже не было в живых. Я остановил уже зажатую в кулак кибернетическую руку, всматриваясь в глаза спасителя. Цыган понял все без слов, его рука, занесенная надо мной для очередной звонкой пощечины, застыла. Здоровяк, выругавшись себе под нос, сильнее вцепился в ворот моей куртки и потянул на себя, да так, что затрещали швы.
– Жив монах, жив! – Повторял цыган, как заведенный. – Жив! Кара минжа! Не пойму я, с кем же он там лопочет? А он… с тварью поганой задушевные беседы ведет. Я подумал, что все, каюк тебе, братец, когда ты там стал что-то бормотать! Я сначала хотел было вслед за тобой пойти. Подпрыгнул, в арматуры покорёженные вцепился, а тут херак-с! Будто кто-то сверху башмаком в башку уперся и обратно вдавил. Я и пискнуть не успел, как назад свалился. – Цыган говорил без остановки. Его словно прорвало, как канализационную трубу. – Мне самому не по себе стало. Сначала свист такой, потом страх невесть откуда нахлынул, да так, что мутант не горюй! Затем шёпот такой гнетущий, как загробный: «убей монаха, убей!». И ты знаешь, прям так и настаивает. Короче, послал я этот шёпот и рукой в кохар вцепился. Как назло, все молитвы, что знал доселе, словно ветром сдуло. Помнил лишь кусочек, вот его, как заведенный, и повторял. Видно, у твари на нас двоих силенок не хватило! – Гожо, плюясь слюной и пыхтя как паровоз, стал подтаскивать меня к стене.
Сердце в груди выбивало набат. Неуправляемые спазмы в животе так и норовили вывернуть меня наизнанку. Голова разламывалась на части, а стук в висках просто сводил с ума.
Сильные руки цыгана продолжали тащить меня. Чуть приподняв, Гожо прислонил мое тело к шершавой, покрытой сотней мелких рытвин стене.
Боль проскочила по всему телу тысячами колющихся иголок. Я прикрыл глаза, стараясь восстановить ритм дыхания, но выходило это совсем не так, как хотелось бы. Слабость напомнила о себе проскочившей по телу дрожью.
– Как ты, братец? – Вопросил Гожо, опускаясь рядом со мной.
– Нормально! – Надрывно хрипя, выдавил я из себя. Язык заплетался, отказываясь что-то вещать. Сильно ломило зубы, наверное, цыган все же немного перегнул со своими пощечинами. Во рту солоноватый привкус крови. Проведя непослушным языком по нёбу, а потом, скользнув по десне, я нащупал зуб, который тут же подался легкому движению. Ну да мутант с ним! Лучше остаться беззубым, но живым, чем валяться мертвым с аккуратной дырочкой от пули в виске. Такую дырочку не заштопаешь и ватным тампоном не заткнешь.
– Нормально – это когда в стельку пьяный, в обнимку с красавицей в каком-нибудь борделе отвисаешь! А в довесок к этому еще и кошель полный золотых за пазухой хранится! Нормально – это не про нас, братец! Хреново – вот это в самый цвет! – Цыган ткнул меня в плечо огромным кулаком, подмигнув, расплылся в усталой улыбке. – Вон твой гронг распластался! – Он мотнул головой, указывая вглубь покрытой мраком комнаты.
