Запустив трясущуюся пятерню в карман куртки, я зачерпнул горсть патронов. Кольт был пуст. Отжав замок, переломил раму револьвера на шарнире, молниеносно сработал экстрактор, автоматически выбросив шесть стреляных гильз. Пустые цилиндрические тельца со звоном ударились о бетонные осколки под моими ногами, разбросанные здесь в огромнейшем количестве. Барабан был пуст. Доведенными до автоматизма движениями, я зарядил револьвер. Сухо щелкнул замок, возвестив о боевой готовности револьвера. Взвел курок и ловким движением отправил кольт в кобуру. Я помнил об одном, но очень неприятном недостатке этой конструкции револьвера славного семейства «Кольт»: шарнир и замок со временем изнашивались, а рама сильно расшатывалась, что в самый нужный момент может обернуться огромной проблемой. Я прогнал дурную мысль прочь. Не хватало самому себе накликать беду.
Шел противный дождь. Поднятая туманная пелена пыли сошла, открывая взору серые, казавшиеся совсем опустевшими и окончательно забытыми скелеты полуразрушенных зданий. Казалось, их стены рвались ввысь, вонзаясь в низкие облака. Вроде бы и не было этого вторжения, человеческого фактора, несущего разруху, сеющего панику и хаос. А это здание, что некоторое время назад развалилось от точных попаданий снарядов, всегда и было такой вот огромной кучей строительного мусора.
На противоположной стороне от разрушенного здания, там, где появились омеговцы, с надсадным надрывом доносилось гудение и рокот двигателей. В том, что гул исходил не от одного танкерного дизеля, сомнений не вызывало. К уже знакомому рокоту бронированной машины добавилось едва уловимое урчание. Это означало одно: к компании в танкере добавилась еще техника.
Ни беспорядочной стрельбы, ни звуков рвущихся снарядов и гранат слышно не было, только гул, что само собой наводило на мысль о полной капитуляции или тотальном разгроме. Возможно, пока я дрейфовал на грани потери сознания, бой все же был. И сейчас солдатики обшаривают карманы мертвецов, желая поживиться оставшейся экипировкой. А может, взятые врасплох разваливающимся на части зданием четвертка неизвестных и мой братец Гожо выскочили на пустырь, как загнанные зверьки, угодив в лохматые лапы Омеги. Такой вот импровизированный капкан.
Нащупав распятье под рубахой, и попросив Создателя о благосклонности к нашим персонам, моей и здоровяка, я метнулся к чудом уцелевшей стене. Ноющая боль напомнила о себе в каждом мускуле тела. Стиснув зубы, я прильнул спиной к шероховатой, мокрой от дождя бетонной панели.
Погода тем временем совсем испортилась. С силой хлестали по лицу крупные капли дождя, подгоняемые порывами взбесившегося ветра, раскаты грома и последующие за ними вспышки молний вырисовывали на мрачном черном небосводе ломаные росчерки, будто разрывая сгустившийся сумрак, освещая исковерканный ландшафт. Город-призрак жил своей жизнью.
От мысленных рассуждений меня отвлек силуэт, выхваченный из мрака очередной вспышкой молнии. Неизвестный стоял в глубине разрушенного здания, спиной ко мне, напряженно всматриваясь в полумрак. Молния в очередной раз расчертила понурый небосвод, отозвавшись треском, что позволило мне как следует разглядеть незнакомца. Силуэт был невысокого роста, коренастый, на плечи накинут серый плащ, в жилистых руках сжато древко небольшого метательного копья. «Дикарь» – мелькнуло в голове.
Мужик тем временем потрепал взмокший ежик волос на голове, почесал бритый затылок свободной от копья рукой и фыркнул, заметно поежившись. Его слегка потрушивало. Поверить в то, что дитя Донной пустыни продрог от дождливой погоды, я не мог. Скорее всего, это последствия бешеного всплеска адреналина. Сомнений не было на счет того, что этот типчик – один из той четвертки, что бегством спасалась от омеговцев. Нужно было как-то установить с ним контакт. А я знал только один способ, грубый, жесткий, но вполне надежный. Оставалось одно: наброситься на врага, застигнуть его врасплох. Правда, я пока не мог определиться, враг он мне или нет. Но способов разговорить упрямого человека у меня найдется в большом ассортименте.
Конечно, можно было подойти и ткнуть вороненым стволом кольта в выбритый затылок дикаря и крикнуть что-то, типа: «Руки вверх! Ваша песенка спета!». Но дикарь, на то и есть дикарь, что будет сопротивляться до последнего, тем более, для него будет большая честь погибнуть в бою. Придется выстрелить, а это привлечет внимание со стороны солдатов. Так что, как бы мне того ни хотелось, дикаря придется устранить тихо. Именно устранить, а не ликвидировать, чтобы можно было его допросить.
Жало клинка блеснуло в полумраке. Зажав холодную рукоять вспотевшей ладонью, я, пригибаясь как можно ниже, почти крадучись, направился к зазевавшемуся дикарю.
Хотя, с выводами о «зазевавшимся» я явно поторопился.
Дикарь, скорее всего, был обученным охотником-следопытом, о чем свидетельствовал плащ и короткое копье, которое в его руках превращалось в смертельное оружие. Конечно, можно было метнуть нож в спину, но, как я уже говорил, мне не нужен очередной остывший труп. Значит, надо действовать быстро и бесшумно.
Пристально всматриваясь в фигуру следопыта, держа нож наготове, чтобы в любой момент нанести удар, я покинул временное укрытие, которое некогда обеспечивала мне стена. И, не поднимая шума, метнулся к дикарю.
Но в этот момент судьба в очередной раз решила проверить меня на прочность. Моя нога наступила в небольшую ямку, заполненную грязевой жижей. Вязкая грязь под оступившейся ногой издала протяжное хлюпанье. Время застыло. В сердце екнуло, а к горлу подкатил ком. Ну почему в этот момент не раздался раскат грома, который смог бы заглушить это «хлюп»?
Я продолжил бросок, вкладывая в него всю имеющуюся силу, понимая, что выдал себя с потрохами. Дикарь среагировал не хуже вспыхнувшей на темном небе молнии. Он резко развернулся, и копье, описав круг, пришло в движение. Оружие заточенным металлическим наконечником направилось ко мне.
Мгновение. Свист от молниеносно двигающегося, разрезающего дождевые потоки копья. Я припадаю на колени, скользя по размокшей жиже, чувствуя, как мелкие камешки, впиваются в прочный материал штанин, карябая плоть. Почти касаюсь спиной земли. Совсем рядом, у самого лица мелькнул наконечник копья, уходя в сторону.
Обычно такие схватки долго не длятся, все происходит за считанные мгновения, но именно в эти ничтожно крохотные моменты надо все просчитать и найти правильный выход. Сделав пусть и одно, но очень точное движение, чтобы вопреки всему не оказаться поверженным…
Краем глаза я засек справа застывшее на миг копье, блеснувшее острием в царящем полумраке. Этого хватило, чтобы найти правильное решение и совершить выверенную серию приемов. Древко метательного копья дикарей-следопытов короткое, а значит, я подобрался достаточно близко.
Блокировав боковой удар разъяренного копья, я ударил левой ногой в коленный сустав следопыта. Его тело от нанесенного удара припало на подбитое колено, потеряло равновесие и завалилось. Я вновь атаковал ногами, уже никуда не метясь. Просто серия коротких, но достаточно жестких ударов. Досталось промежности и грудной клетке кочевника.
После всех этих ударов я вскочил и набросился на него. Колено уперлось в грудь, а острие клинка боевого обоюдоострого ножа коснулось кадыка. Различимо жужжа суставами в шарнирных сочленениях, ладонь кибернетической руки прикрыла рот проигравшего в короткой схватке дикаря.
Сердце рвалось наружу, по телу проскочила мелкая, но вполне ощутимая дрожь. В безумном рывке этой короткой схватки выплеснулась последняя таящаяся в резервных запасах организма сила. И этот всплеск энергии и адреналина сейчас по-особому, с надменным садизмом отдавался во всем теле катастрофической усталостью. Следопыт бился в конвульсиях, норовя скинуть меня, но получалось это неуверенно и с какой-то осторожностью. Стоило мне сильнее вдавить клинок в шею, немного порезав кожу, как он притих, лишь судорожно всхлипнул.
Дикарь отказывался признать свое поражение. Это было ниже его достоинства. Обитатель Донной пустыни лучше встретит смерть с открытыми глазами, чем покорится невесть откуда свалившемуся агрессору.
Назвать красивым его лицо я бы не взялся, но что-то в нем было привлекающим. Он не походил на кочевых мутантов, которых я видел на своем жизненном пути. У него не был огромного приплюснутого носа, сильно выделяющихся надбровных дуг или выпяченной вперед массивной челюсти.
Наоборот, дикарь был обладателем маленького заостренного носа, обычных серо-зеленых глаз. От вырисовывающегося образа отталкивал лишь шрам. Широкая белесая полоса проходила по краю правой щеки и, чуть изгибаясь, расчерчивала пополам бровь, от чего последняя была немного вздернута вверх, в таком вот мимическом одностороннем удивлении. Ему несказанно повезло, что при таких увечьях глаз
