мы, два взрослых мужчины, опаленных жизненными перипетиями, просто по-детски и с какой-то нелепой романтикой любуемся восходом.
Тем временем, пылающее пламя зари разгоралось, ширилось, разливалось по песчаным дюнам и волнистым барханам, подбиралось к заброшенным, торчавшим из нанесенного бурями песка древним развалинам города-призрака, и вскоре его заброшенные и навсегда забытые пустые улицы были объяты розовеющими феериями бликов.
Скользнув взглядом по ленте дороги, усыпанной строительным мусором, я вздрогнул.
Они появились неожиданно, в принципе, как и всегда. Как бы мы ни были готовы к любым перипетиям и лихим поворотам линий, какую бы подготовку не проходили, и как бы ни старались их преодолеть, все равно реагируем на все это с удивлением и, порой, непростительным замешательством, нередко впадая в стопорное состояние. Так получилось и в этот раз.
Их было четверо. Четыре рослых силуэта шустрыми рывками и короткими перебежками скакали от одного укрытия к другому. И как бы того не хотелось нам, их несло прямо к развалинам, в которых засели мы. Вернее, засел гронг, а мы последовали за ним. Неважно.
Тишину нарушил лязг, грохот и рычание, позже слуха коснулся, достаточно различимый в этом шуме, раскатистый рокот дизельного движка.
Я не заметил, когда мы успели прильнуть к стене, но произошло это за мгновение. Теперь, стараясь не быть замеченными, я и цыган аккуратно выглядывали, едва высовываясь в оконный проем.
На другом конце улицы, поднимая клубы пыли и вырывая увесистыми траками гусениц комья земли, щебня и крошащейся штукатурки, появился танкер омеговцев. Почему омеговцев? Да потому что только они обладали этими могучими машинами. К тому же, в глаза бросались небрежно намалеванные желтой краской подковы на передних щитках, приваренных к гусеничным полкам машины-зверя. Машина была вся зашита в броню, да к тому же с огромной пушкой, ствол которой торчал между двух смотровых щелей, неровно вырезанных автогеном в клепанных бронированных листах. Движок надрывно рокотал, гусеничные траки протяжно поскрипывали, а выхлопная труба, выведенная вдоль покатой башни на бок, выплюнула облако клубящегося черного дыма. Махина на всех парах перемещалась по некогда пустой и заброшенной, как считал я, улице.
Фигуры четырех незнакомцев исчезли за очередной кучей из битых кирпичей и обломков бетона.
– Есть планы, стратег? – Поинтересовался здоровяк, перезаряжая обрез.
– Как ты понял, эта компания, – я мотнул головой, указывая за окно, – двигается прямо в это здание. Так что пересидеть тихо не получится.
– Пересидеть тихо не получится в любом случае, братишка. Стоит танкеру Омега проползти чуть дальше, и он наткнется на брошенные нами «мустанги» и дюжину мертвых панцирных волков. А солдатики из Замка это не кучка разбойников-неудачников, которые плотно подсели на мамми. Мутант побери! Панцирные шкурки мои по бороде пошли! – Цыган, с досадой, плюнул на пол и выругался на родном языке.
– Ну, во-первых, «мустанги» за этим зданием, пока не в поле зрения. А, во-вторых, этим, как ты выразился, солдатикам сейчас вон та великолепная четверка нужна. Не разглядел, кто они?
– Катран их раздави, не понял! Смахивают на дикарей… – Гожо, стараясь не высовываться, вытянул шею, всматриваясь в происходящее во дворе.
А там без изменений – лязгало, гремело и рычало.
Тяжелая машина почти сровнялась с полуразрушенным зданием, в котором по нелепым обстоятельствам прятались мы. К тому же, теперь в нашу компанию добавилась еще и неизвестная нам четвертка.
Правая гусеница машины застопорилась, левая, продолжая вращаться, занесла грузное тулово танкера так, что зияющий чернотой ствол его пушки точно уперся в нижний этаж бетонного здания. Танкер дернулся, клюнув носом, застыл, напоследок выплюнув струи черного дыма. Дизель сбавил обороты, мерно урча и плюясь копотью. Широкий люк орудийной башни скрипнул и стал медленно подниматься. В появившемся пространстве мелькнуло тело, обтянутое черной кожей. Показалась голова в темном шлеме и с огромными круглыми очками, лицо было измазано мазутом. Стараясь прикрываться от шальных пуль за увесистым неказистым люком, голова завопила:
– Сдавайтесь! Вы окружены! Сопротивление бесполезно! Сдавайтесь, или мы будем стрелять!
На счет окружения вояка явно блефовал. Я потянулся к окну, находящемуся на другой стороне, чтобы проверить слова омеговца.
– Брешет омегов хрен и глазом не моргнет! Очкастая рожа! Тьфу! – Цыган обтер рот пыльным рукавом кожаной косухи, сунул обрез в чехол за спиной и потянул из-за пояса гранату. – Давай, пока он сладко лопочет, я им в лючок гранату закину!
– А вдруг не докинешь? – Вопросом на вопрос, шепотом ответил я.
– «А вдруг!» – Передразнил меня здоровяк, но от своей затеи отказался, отправляя гранату снова за широкий пояс.
Выглянув в разбитое, но еще сохранившее торчащие осколки стекла окно, я убедился, что с этой стороны здания никого не было, и как бы я не старался разглядеть открывшееся пространство, ничего кроме темных полуразрушенных стен и мертвых скелетов зданий не обнаружил.
– Валить надо, вдруг сейчас шмалять начнут. – Подытожил Гожо, снова стреляя взглядом во двор.
Голова в шлеме по-прежнему повторяло одно и то же.
То, что беглецы не собирались сдаваться, было ясно, как и то, что за окном начался белый день. Иначе, зачем столько убегать, чтобы потом выйти и задрав вверх лапки сдаться. Соответственно, рано или поздно вояки начнут стрелять. А этого не хотелось. Выпрыгнуть в угловое окно не осмелился бы даже идиот, ведь внизу кучи бетонных обломков с торчащими арматурами. Значит, уходить надо так же, как мы поднялись сюда. Но тогда мы не сможем избежать стычки с четверткой «дикарей».
– Бегом вниз! – рука здоровяка вцепилась в рукав и что есть сил поволокла за собой. Цыган уже добежал до темнеющего проема в полу. Я, выйдя из нахлынувших и затуманивших разум мыслей, рванул следом, когда за окном, там, где расположился танкер, прогремело.
Огненный вал ворвался в оконный проем, всепожирающие языки бесновавшегося пламени устремились к нам. Благо взрывная волна сбила с ног, обдав горячим дыханием и расшвыряв нас, как тряпичные куклы. Меня сильно приложило о пол. Стараясь вдохнуть глубже, я перевалился на бок и застыл.
Снаряд угодил в то место, где мгновение назад сидел Гожо. Теперь там зияла огромная дыра, а бетонная панель, расколовшись на три увесистых куска, влетела в комнату, подняв столбы клубящейся пыли, бетонного крошева, дыма и копоти.
Я несколько раз судорожно вдохнул, пыль потоком рванула в легкие. Конвульсивно закашлявшись, я с неимоверным трудом встал на четвереньки. Кругом шла голова. Виски ломило от боли. Комната, заволоченная пылью, двоилась перед глазами.
Цыгана не было видно. Надеюсь, он успел сигануть в проем…
Видимо, эта четверка нужна была солдатам живой, раз омеговцы палят по верхним этажам.
Картина, которую я увидел, заставила улыбнуться. Гожо, зацепившись плотной штаниной за торчавший кусок арматуры, висел вниз головой. Он шумно пыхтел и извивался, как уж на раскаленной сковородке, стараясь дотянуться руками до так внезапно пленившего его металлического штыря.
Выдернув нож из ножен на боку, я разрезал крепкую материю штанины. Ругаясь, как заправский башмачник, цыган грохнулся в бетонную пыль, устилающую пол нижнего этажа. Я последовал за ним. Держась обеими руками за проржавевшие арматуры, свесился вниз и неловко спрыгнул, приземлившись вместо рассчитываемых пружинистых ног на зад. Короче, копчику досталось с лихвой. А тут еще эти неугомонные танкисты снова пальнули из пушки. Прогремел взрыв, стены здания затряслись, с потолка осыпалась чудом сохранившаяся штукатурка, обрушаясь на наши головы. Прикрываясь руками, я отскочил в сторону, когда из проема, что мгновение назад находился прямо над моей головой, свалился кусок обломанной плиты. Задержись я чуть дольше, и эта громадина точно свалилась бы мне на темечко, и моя буйная головушка по макушку застряла бы в широких плечиках.
Взрыв, гулким эхом пронесся по стенам заброшенного здания, сопровождаемый сильной дрожью.
