крыланов рубаху. Ну и вонь!
– Здесь, фраер, истинные владения Волка, если тебе это о чем-то говорит. – Пробасил Вонючка, удобней усаживаясь на ворохе какого-то тряпья.
– Волка? Ты знаешь о нем? – С удивлением в голосе спросил я.
Признаться, меня поразила осведомленность рядового бойца.
– Не все так просто, мой друг! Если мое тело испещрено синими татуировками, и я умею ботать по фене, это еще не значит, что я и есть правильный бродяга или блатной. Нет. Так уж получается, что каждый в этой жизни исполняет свою роль.
Бородач заметно изменился в моих глазах. Он подсобрался, в его движениях появилась слаженность. Так говорят и так действуют профессионалы – мастера своего дела. Продолжая разговор со мной, он не сводил взгляда с темного зева, уходящего в глубины подземелий коридора. Доведенными до автоматизма движениями, амбал перезарядил трехлинейку. Поправил тугую повязку на груди.
– Все эти трущобы и тени что там обитают, – он указал пальцем в свод потолка. – Только рисовка. Лишь для того, чтобы ни одна тварь свою любопытную носопырку не сунула, куда не надо! За такой косяк могут и марануть! – Вонючка снова заговорил на родном жаргоне, пропитанном блатным фольклором. – А здесь, да-да, именно здесь, настоящая подпольная лаборатория. Бодягу какую-то испытывают!
– Бодягу?
– Да я не в курсах, но люди правильные говорят, что здесь используют какие-то психиатрические препараты. Короче, эти самые препараты способны вызвать у бедолаг беспокойство и возбужденное состояние, заставляя их вести себя буйно. Да не смотри ты так на меня, я же не шарю! Экспериментаторы, мать их! Но ясно одно: после этих опытов крышу у людей рвет, и они, как послушные марионетки, любой каприз пахана исполняют! Вот так вот! Жизнь-сука бьет разводным ключом на пятьдесят, да все по темечку!
– Да ты не так прост, как хочешь казаться!
– Брось. Меня Цирконом зовут. Отдел оперативных расследований. – Вонючка протянул мне широкую ладонь. Пожать руку Циркона из какого-то отдела я не успел…
***
Они появились внезапно, словно из-под земли вылезли. Пятеро, а может и больше. Неуклюже бредущие в нашем направлении. Как будто что-то сковывало их движение, стесняло, замедляя шаг. Они что-то бубнили себе под нос и непроизвольно мычали, отчего под низкими сводами бетонного тоннеля загуляло протяжное эхо. Незваные гости (вернее, незваными гостями в их подземелье были мы) выглядели уж слишком странно: низкорослые, тонкокостные, с бледной кожей, покрытой шелушащейся коростой. Местами на коже виднелись гниющие кровоточащие пятна. Тонкие жилистые руки покрыты множеством уродливых шрамов, царапин. Казалось, что страдальцы сами изувечили себя. Перекошенные страшными гримасами лица, будто их мучила боль изнутри, заставляя страшно корчиться. Видимо, у некоторых свело челюсть, принуждая стискивать зубы и кусать себе щеки изнутри. По тонким синюшным губам стекала струйками кровь. А в безумных глазах полыхало бесконечное пламя зла. Грязные слипшиеся волосы. Рванье, свисающее на плечах лохмотьями, отдаленно напоминало остатки былой одежды. Худые грязные пальцы бродяг сжимали заостренные арматуры. Некоторые неуклюже волокли за собой огромные кирки и топоры. Поднять такой груз им было просто не под силу, вот и прут за собой. Для чего, спрашивается? А кто их знает. Скрежет трущегося железа о крепкий бетонный пол. К уже появившейся толпе прибавилась свежая четвертка таких же ходячих мумий. Назвать их по-другому не поворачивался язык.
– Психи! – Констатировал Циркон, сплюнув на широкую ладонь. Бородач поднялся, расправил плечи, поправляя тугой узел на перевязанной груди. Потянул за ремень свою трехлинейку, та едва уловимо брякнула. – Вот так вот, этот местный царек, морда поганая, своим бомжам мозги промывает! Психи, готовые перегрызть глотку любому за своего хозяина! Шакалы, умеющие лишь вылизывать пятки пахану за помойную пайку!
Ненормальные все чаще и чаще встречались в последнее время на просторах великой Пустоши. Люди лишались разума один за другим – уж слишком тяжелым было существование в этом страшном мире. Я представляю, как эти препараты способствовали развитию таких людей. Да и людей ли?
Я потянул ремень автомата, стаскивая его с плеча. Щелкнул затвором, досылая патрон в ствол.
Буйные, почуяв наше присутствие, оживились. В их высохших телах вспыхнула ярость и неуправляемая агрессия. Они дико завопили и те, кто шел в авангарде, стали швырять в нас заостренные арматуры, особо не целясь, скорее лишь для того, чтобы выпустить пар. Со звоном железяки ударялись о стены и бетонный пол. Несколько упали рядом со мной. Пару арматур в полете отбил Циркон, сверкая острым лезвием тесака. Не мешкая, я вдавил спусковой крючок.
Тра-та-та-та. Прогрохотал автомат, разнося в щепки три щуплых, подошедших почти вплотную тела. Психи, как их назвал Циркон, не замечая потерь, продолжали свой ход. Словно не было этих выстрелов и падающих тел собратьев. Кажется, они не ведали страха. Или боль, таящаяся внутри них, заставляя лезть под пули, чтобы поскорее покончить с тем ужасом, который творился в их разуме.
К яростной трели моего автомата присоединились гулкие хлопки трехлинейки бородача.
Бац, бац. Как переспелый кочан капусты, разорвало голову подскочившего оборванца. Еще один схлопотал пулю в глаз. Сухо щелкнул затвор, возвещая об опустевшем рожке автомата. Я громко выругался, потянулся к подсумку с рожками. Стоп, а где подсумок?
Додумать мне не дали. Что-то тяжелое въехало в живот. Воздух стремительно вырвался из легких. Меня сложило пополам и бросило на стену. Снова удар, теперь спиной о шершавый бетон. Сноп искр перед глазами. Сильная боль в копчике и затылке. Только не расслабляться! Отмахнувшись автоматом, я перекатом ушел в сторону. Что-то острое и металлическое высекло искру о бетонную стену, там, где мгновение назад было мое тело. Перед глазами все плыло. Боль в груди и гул в ушах. Не видя противника, чисто инстинктивно бросил автомат. Попал? Кто-то всхлипнул. Выхватив из ножен боевой нож, я кинулся вперед, выставляя клинок перед собой. Брошенный во врага автомат привел его в некоторое замешательство, что сыграло мне на руку. Два удара: в живот и в горло. Безумец захрипел, из горла хлынула кровь.
Рассекая клинком воздух, я переместился к противоположенной стене и застыл, всматриваясь в происходящее. Основную волну одержимых мы остановили. На полу в разных позах валялись трупы. Кто-то еще копошился в луже крови, стонал или хрипел. На ногах стоял Циркон, скалясь неровными зубами. Он был обезоружен, но это не мешало бородачу вести бой. Вот он метнулся к врагу, размахнувшемуся кровавой киркой, сбил его с ног. Тот шумно рухнул на пол, приложившись спиной. Очень прытко развернулся, встав на четвереньки. Циркон, что-то прокричав, оседлал его спину, резко скручивая голову встречным движением своих рук. Левая рука бородача толкнула затылок бешеного от себя, правая потянула подбородок на себя и вверх. Хруст ломающихся позвонков.
– Уходим, Циркон, уходим! Давай вон в ту дверь. Больше натиска обезумевших мы не выдержим. – Я коснулся плеча бородача, его трясло. Не дожидаясь ответа, метнулся к покорёженной двери, вышибая ее с ноги. Как ни странно, дверь поддалась, замок оказался хлипким. В глаза, после бесконечного мрака ударил тусклый свет. Прямо за дверным проемом, на потолке, в покрытом плесенью колпаке, горела лампа. В углу, потрескивая догорающими поленьями, коптила металлическая бочка, а вокруг нее были разбросаны неказистые факела.
После того, как мой новоиспеченный напарник заскочил в комнату, мы принялись вдвоем строить баррикаду. Стали заваливать дверь всевозможным хламом, который был разбросан по всему залу.
Воды у Циркона было немного, у меня же ее не было вовсе.
После того, как завал был готов, мы сделали по паре глотков бесценной жидкости и посмотрели на сооруженную нами крепость. Конечно, не ахти какая, но слабые оборванцы вряд ли смогут сдвинуть ее с места.
Я разжег один из факелов. Циркон последовал моему примеру и вскоре, обзаведясь светом, способным разогнать царствующий в подземелье мрак, мы направились к черным полуразрушенным
