ни-ку-да плясун! * * * Дождь прошел, и стало слышно Все, что было в отдаленье. За оградами, за крышами, За домоуправлением. Из своей квартиры вышел И стою, дохнуть не смея, Потому что стало слышно Поднебесье с подземельем. 1948 г . 5 января Дневник не запись фактов и захлебывающихся восклицаний, но запись мыслей (если они есть, конечно). Этому меня научил читаемый сейчас мною «Дневник» Ренара. Хватит школярски-прилежных описаний и впечатлений, хватит! Отныне мой дневник станет копилкой мыслей и образов, резервом моего будущего творчества (!). И пусть я буду проклят, пусть сограждане живым закопают меня и, в назидание потомству, вычеркнут меня из всех домовых и прочих книг, если я вновь сползу в слякоть претенциозных и словоблудных повествований о виденном и слышанном с бесконечным перечислением подробностей и оттенков. МЫСЛИ И ПРОСТО ТАК 5 января Власть ритма. Прочитанное стихотворение заставляет у меня в груди что-то долго и мерно колебаться — как тронутый маятник, — и этому колебанию хочется подчинить все движения и фразы. Так часто рождаются мои стихи. 7 января Сегодня рано утром, проснувшись в синей темноте. я вдруг ясно услышал в себе мелодию, которую вспоминал уже несколько дней, — танец звезд из «Синей птицы». Нежная, печальная, голубая музыка, вызывающая прерывистые вздохи и непрерывную грусть о чем-то столь же нежном и печальном, чему никогда не возвратиться. Я думал надолго-надолго сохранить в себе эти звуки, но стоило мне заснуть еще на полтора часа, и я потерял его, этот драгоценный мотив. И остались мне только случайно трогающие сердце мерцающие нотки. Впрочем, я забыл уже и те трепетные слова, которыми хотел поведать утреннее. Получилось обычно. Звезды, приговоренные к сожжению на медленном огне. 8 января «Мсье Верду» Чаплина. Прежним Чаплином почти не пахнет. Вещь явно заражена патологией. Довлеющая мистика жизни и смерти… Превосходен памфлетный финал. Но далеко не нов сам парадокс о масштабах. Думается, если бы Чаплину перенести нашу войну, увидеть тысячи высоких смертей, его бы не тронула проблема Верду. В крайнем случае основным мотивом сценария стал бы мотив обличения, звучащего в последнем слове мсье Верду, а не психопатологическая похоть старух и сомнамбулический угар убийств, хотя бы и поданных в виде социального зла. Общий пафос — много психологических изломов и нет подлинно глубокого, драматического психологизма. Тем не менее иногда вздрагиваешь… Но ведь это не Чаплин. Где его юмор, грустный юмор, яснее отчеркивающий трагедию! А может быть, это умышленный прием с целью взять за горло пресыщенную злодейством публику и вместе с изысканными ужасами впустить в нее каплю разумной человечности, заставить зрителя увидеть в фильме сквозь патологию социальное горе, обратить его к жизни? Ведь Чернышевскому во время оно для «Что делать?» понадобились же ухищрения авантюрной фабулы. 9 января Недавний номер «Нового мира» 1 . Читаешь, задыхаясь от учащенного биения сердца. Сволочи, что они делают с миром! Умирают люди, прекрасные, гордые, более других достойные жить и жить. Их не воскресишь. Страшно. 1 В № 12 «Нового мира» за 1947 год была помещена подборка статей, воспоминаний, стихотворений, писем «Салют, Испания!», посвященная героической борьбе испанского народа с фашизмом. А государственные подлецы великих стран лощеным языком проповедуют справедливость и мир, безопасность и свободу. Холодные, велеречивые скоты. Горелая земля Испании! Юность антифашизма, наша юность. Особая мужественная романтика интербригад… Сжатый кулак на уровне плеча… Пассионария… Это охватывает, как сухой, пыльный ветер дальних дорог истории, как ожесточенный восторг предвестья революции мира. Нет, нет и нет! Еще раз о мсье Верду. Ставить проблемы добра и зла, любви и морали так вот старинно, с привлечением Шопенгауэра и атрибутов мировой скорби — сугубая наивность. Мир сейчас — сплошная, клокочущая трагедия. Ее отражение в каждом из нас. Титаническое столкновение сил тьмы и света… Крах абсолютных понятий. Нет зла вообще, нет любви вообще. Трагедия мсье Верду — жалка и не сегодняшня. Это пахнет серединой XIX века — бунтом индивидуума, противоречием между косной общественной моралью и стремлением личности. Неужели Чаплину не была видна более типичная и закономерная судьба его героя — борьба за свое право жить не через софиты, а через социализм. Третье поколение. Биографии, биографии… Неужели мне нечего сказать людям только потому, что у меня нет никакой могущей быть интересной биографии? Или типической биографии? Пять минут спустя и мне кажется банальным и ложным предыдущее мое рассуждение об «отражении великой трагедии в душе каждого из нас», об апокалиптической борьбе тьмы и света. Это не то, не наше. Это старо. 10 января Первое знакомство с церковью. Сокольники. Май. Светлая музыка, светлые одежды людей и грубое, темно-коричневое здание церкви. Долго топчусь на крыльце, не зная, каким способом полагается проникать внутрь. Наконец убеждаюсь, что способ этот не таит в себе ничего нового и опасного. Вхожу, осторожно продвигаюсь несколько шагов вперед и останавливаюсь, твердо раскорячась, готовый обратиться в бегство при первом же таинственном знамении. Но знамения долго нет, зато сзади укоризненный шепот: «А шапку-то разве не нужно снимать?» С испуганной и смущенной торопливостью сдергиваю кепчонку с виска и, прижав руки к сердцу, прошу извинения у нищей старухи, которая смотрит на меня с нескрываемым осуждением. Потом с отчаянной решительностью устремляюсь в глубь помещения. Ничего сверхъестественного не случается, и я, вполне успокоившись, рассматриваю все вокруг. Огромный, пустынный, высокий зал, окрашенный по-больничному — белым с
