12 февраля Вот что было. Оранжево-зеленый летний вечер. Кончается ужин. На всех верандах звякает посуда. Моя кровать стоит отдельно, в застекленных сенях по пути в парк из темного, гулкого здания. Перевернувшись на живот, я медленно прихлебываю чай из жестяной кружки и смотрю, как рядом со мною, за стеклом, постепенно темнеет и туманится старый тополевый парк. Стушевываются серые пятна кустов, еще ярко розовеют самые высокие веточки деревьев, но с другой стороны, слева, как отражение заходящего солнца, уже медленно всплывает белая, анемичная луна, необыкновенно большая и ровная. Если новаторство формы — не самоцель, то какой же это формализм?! Так можно в литературе, например, Маяковского причислить к модернистам и формалистам, потому что он отверг силлаботонику, освещенную пером самых классических классиков. А кроме того, я не хочу быть правым только потому, что недостаточно развит музыкально… Пройдя через множество «измов», русская музыка не может вернуться к «Сусанину». Мое непонимание современной музыки, таким образом, становится критерием. 14 февраля Выступления по поводу музыки. Есть и такое: когда по радио передают вещи классические, с удовольствием слушаю, а когда начинается передача симфонии Шостаковича, то я просто переключаю радио на другую волну. Невозможно представить более вульгарного истолкования! Как, наверное, польщены были бы классики тем, что он «с удовольствием слушает» их «вещи». Неужели Шостакович должен опуститься до уровня восприятия этого человека, который может быть прекрасным, честным тружеником, но в то же время ни черта не понимать в музыке? И вообще миллионы людей не понимают, не любят не только Шостаковича и Прокофьева, но и симфонического Глинку, Мусоргского, Римского-Корсакова и даже Чайковского, не говоря уже о прочих. Многие, многие еще всяким «симфониям» предпочитают русский народный хор, а то и Утесова. Но что же из этого следует? Поражает всеобщее, безоговорочнее, жестокое осуждение творчества ведущих композиторов; и, главное, безоговорочное, как будто не Шостакович написал Седьмую — высшее достижение советской симфонической школы, как будто не он, не Прокофьев были сталинскими лауреатами. И если говорить о действительной общенародной доходчивости, простоте и т. п., то вся серьезная музыка должна уступить место массовым жанрам. Я не согласен с «закрытием» Шостаковича и Прокофьева, с категорическим обвинением их в формализме. Никто из «традиционалистов» не написал ничего больше Первой, Пятой, Седьмой, «Золушки», «Здравицы» и др. Или не оплодотворяли они себя соками народной полифонии? Шостакович, Прокофьев, красочный Хачатурян — это лучшее, оригинальнейшее из того, что имеет современная музыка. Если не они, то кто же останется у знамени? Что касается советской оперы, все говоримое вполне верно. Здесь разорванный, схематический стиль неприятен, неестествен, раздражает, я, например, не в силах был сочувственно слушать «Войну и мир» Прокофьева — сплошные диссонирующие сочетания… В опере, конечно, полнота гармонии, логики, напевности необходима. Тем более в опере русской. Но у большой симфонической музыки — свои законы. В «Литературке» страшная фотография: повешенный негр; бессильное, смуглое тело; гордое человеческое тело, измученное, одинокое… А кругом — крупные белые парни в шляпах, с наглыми мордами… Звери. Фашисты. Сволочи. 15 февраля Впечатление от газетных откликов такое. Много лет люди терпели, слушали, исполняли музыку Шостаковича, Прокофьева, Хачатуряна и др. и не осуждали (по крайней мере так открыто и так резко) ее только потому, что, как казалось, в центральных, авторитетных кругах она пользовалась сочувствием. Каждый стеснялся обнаруживать непонимание новейшей музыки, потому что это на самом деле отнюдь не достоинство. Теперь же все вдруг поняли, что это был «ложный стыд», и почти с ликованием сообщают городу и миру о том, что у них давно уже болит голова от музыки Шостаковича и т. п. Кто-то договорился до откровенной пошлости — «музыка должна ласкать слух». Чудовищно! Хочется еще, еще раз спросить: «Товарищи музыкальные деятели, но где вы были до того? И не думаете ли вы, что ваши нынешние многоголосные выступления могут показаться фальшивыми или запоздалыми?» Я все равно знаю, что Шостакович, Прокофьев и Хачатурян не школяры, и обвинять их в трюкачестве, которое доказывает лишь претензии на новаторство, но не талант, нельзя, нелепо. Эти трое — огромного дарования композиторы. Оригинальнейшие дарования. Современнейшие дарования. От них можно требовать содержательности, идейности, глубины — да! Но вмешиваться в формальные стороны их мастерства можно лишь дискуссионным, теоретическим путем. Заставить Шостаковича писать одни обработки народных песен невозможно. Он и без нашего вмешательства писал не только сложнейшие оперы, но и массовые песни и вообще вещи, вполне доступные среднему слушателю. Обидно за Шостаковича. Он не заслужил таких серьезных упреков… Первый час ночи. Попутешествуй по ночной Москве, когда «на пост выходят милиционеры, сутулясь слегка», когда девушки возвращаются с катков, когда на каждой улице, в каждом вагоне метро розовощекие, дружелюбные люди, а в воздухе редкие блестки снежинок и скрип-скрип маленьких, торопливых шагов, — попутешествуй по ночной Москве, и ты влюбишься в нее до замирания сердца. Вовка говорит — «рисовка», Колька — «начинается»… и все смеются, смеются… Что же мне делать, если у меня и серьезное получается смешно! 20 февраля У меня такое состояние сейчас: я люблю все, все (кроме того, что ненавижу) в жизни, в литературе, в мире вообще. 21 февраля Стихотворение Суркова об убитом военном поваре… Вот что нужно писать сейчас. И как нужно писать. Это берет меня за самые суровые, ненавидящие и напряженные струны и напрягает их еще больше, до предела. И в то же время это лирика. А перед этим Сурков сказал: «Уже три года, как кончилась война, но нет в людских сердцах покоя. Уже давно не кричат на нашей земле пушки, но… и т. д. И потому я прочту вам стихотворение, в котором нет нежности». В Чехословакии вчера тревожные события. Саботаж министров из «Народной» партии. Правительственный кризис. Но нынче с утра на площадях великолепные, мощные манифестации в поддержку Готвальда и компартии. Рабочие лозунги. Здорово! Кукиш Дяде Сэму. Рот фронт! 23 февраля На стенах города плакат. В левом углу внизу копошатся
