В конце концов оба не выдержали глупости таковского клоунского занятия, стали давиться смехом и безудержно, неукротимо расхохотались.
В приступе хохота Филипп присел на корточки, вытирал кулаком глаза, а Ваня, обычно хмурый и серьезный, свалился на пол и, держась за живот, дрыгал ногами.
— Во, Иван, не в бровь, а в глаз. В мимику, из рака ноги.
Сногсшибательно…
Зато у всяких разных писателей, Вань, герои еще умеют складывать обе брови домиком, поводить бровью, вскидывать ее, вздергивать, заламывать и выгибать поэтической дугой, — учитель возобновил дидактическое литературоведение.
— И никто в анатомиях не знает, для чего та бровь вздернута, как заметил один умный русский автор исторических романов.
Видать, брат ты мой, не получится из нас с тобой по-настоящему сказочных литературных героев. Конституция не позволяет и мимические мышцы.
Ваня встал, посерьезнел, отряхнул брюки и принялся допытываться по существу вопроса. Причем не только в опусах массовой культуры и макулатуры ему требовалось педантично разобраться с одной единственной бровью.
'Чтоб маленьких не обманывали всякие каки-писаки.'
— А вы, Фил Олегыч, почему мне фэнтези Булгакова хвалили? — последовал въедливый и каверзный вопросик. Два в одном.
— Ведь у него в 'Мастере и Маргарите' конферансье поднимает одну бровь, помните?
— Так то ж клоун профессиональный, лицедей, танцор лицевой, — перешел на английский находчивый наставник, намекая на фантастическую эпопею, какую взахлеб и взапой читал его ученик по утрам, вечерам и во время сиесты.
— Опричь того, брат ты мой, там в варьете мы имеем сплошь сатанинскую магию. Да и сам Дьявол, помнится, на сцене сидел в креслице.
— Ну да, если с магией и колдовством, то все понарошку, — согласился Ваня.
— Эт-то точно. Хотя умение двигать одной бровью все же встречается. Очень редко. Не чаще, чем способность шевелить ушами.
Когда я учился в седьмом классе, у нас объявился один третьеклассник, чисто конкретно клоун, рот до ушей, хоть завязочки пришей. Вот он умел сгибать верхнюю часть левого уха.
Так на этого мелкого урода вся гимназия ходила смотреть. Даже лбы и быки из старших классов приходили и требовали, чтоб показал шевеление ухом и рассмешил.
— Ну да, я тоже в кино видел, как ухом шевелить можно. Помните, Фил Олегыч, 'Иван Васильевич меняет профессию'?
— Так то ж спецэффект, — учитель веско подвел материальную базу под киношное лицедейство.
— В комедиях с Джоном Кэрри, наверное, тоже компьютерную графику используют, когда он двигает бровями, — согласился с материалистической подоплекой фантастической мимики Ваня.
— Кстати говоря, Иван, на моем веку я только один раз видел, как у одной девицы обезьяньего вида бровь уехала на висок. Но и там был особый случай.
— Какой, Фил Олегыч?
— Да, понимаешь, живот у нее, бедолаги, резко скрутило по самое не хочу.
— Ну да, понятно. Вчера за обедом сеньорите Долли тоже очень в туалет захотелось. А выйти стеснялась, пока грэнди Бармиц о христианских ценностях толковал.
Так она вся извертелась и под столом кренделя ногами выписывала, как балерина, все балетные позиции перепробовала. И нос у нее морщился…
— Ага, дело жизненно важное, отчаянно физиологическое… Валяй-ка ты, вьюнош, к обеду переодеваться.
Да в сортир не забудь заглянуть на всякий житейский случай, Джонни. Джонни ку-у-л…
— Йес, сэр!
В отличие от злюки Снежаны, у Филиппа, чего бы он ни сказал, о чем бы ни говорил, ни разу не получилось колко и обидно. Ваня такого за ним не припомнил.
'Правильный он учитель, мой Фил Олегыч. Никогда не злится, не козлится по мелочам, не обижает…
Иногда, конечно, зудит, нудит… как все взрослые. Но младших уважает, наверное, больше, чем старших.
Хотя заумные речи грэнди Сан Саныча слушает уважительно.
Интересно, где этот рязанский дед так круто научился по-английски?
Эх, мне бы так…'
— 3 —
После обеда Филипп оставил Ваню со всеми техасскими народами, малыми и большими, дружно смотреть в прайм-тайм-лайв невообразимо суперпопулярное ток-шоу по телевизору. Как водится, с наказом: 'вникать и проникать в мериканьский прямой эфир'.
А сам оказал уважение русскому деду-писателю, выразившему стариковское желание совершить вечерние моцион и променад в компании с кем-нибудь из молодежи.
— …Файлы и данные, лежащие на вашем информационном модуле неофита, Филипп Олегович, подлежат регулярному обновлению по орденской сети, как и расширение вашего доступа к дополнительной информации. Это прерогативы прецептора.
Однако в данном дидактическом казусе ваш асилум меня несколько опередил и не скажу, кабы зело озадачил. Порой наши непредсказуемые убежища нас понимают лучше, нежели мы разбираемся в себе самих.
Также меня нисколько не удивили ваши интерпретации, трактовки непереводимых реалий в переводе тех или иных евангельских апокрифов и канонов на новые языки. Бысть по сему, коли метанойя в исходном греческом православии есть не только покаяние по-русски…
Как я вам однажды говорил, друг мой, дар инквизитора имеет собственные трансцендентные особенности. Паче же всего, в сочетании с вашими дарованиями распознавать языки, благополучно избегая idola fori, тех самых идолов чрезмерно образного, метафорического и катафатического употребления словес обиходных и терминологических. Как мы их доселе именуем в красноречивых метафорах лорда Бэкона.
Собственно, коль скоро речь идет о духе, не о букве Святого писания, для нас не имеет благовестного значения, конкретного ли верблюда, груженого мирскими сокровищами, нельзя пускать в царствие небесное. Или же речь идет о сравнении с невозможностью вдеть в абстрактное игольное ушко толстую крученую нитку из верблюжьей шерсти.
В благовестных притчах и аллегориях мы также стоим выше того, чтобы пристрастно и катафатически, исходя из вульгарных аналогий бытия, осуждать, порицать, сравнивая богатство одних и бедность других. Понеже греховная бедность, вопиющая 'грабь награбленное', является весьма распространенным мирским пороком.
Аналогично и катафатически в христианском богословии, в Промысле Божием богатство, нажитое честным трудом, есть несомненная добродетель. Как и любые сокровища земные и материальные, приобретенные законным путем.
Нам, рыцарь Филипп, в сокровенном духовном истинномудрии безразлично, блаженствуют ли нищие духом в царствие небесном. Или же сие возможно лишь для тех, кто укрепился духом и преумножил его в себе самом.
И то и другое суть евангельские истины, кои мы можем отыскать в букве одного и того же канонического либо апокрифического новозаветного оригинала.
Нам нет нужды порицать мирян, за то, что в 'Pater noster', они без малейшей аллегоричности требуют от Бога ежедневной раздачи пайкового хлеба насущного по образу и подобию кормления, каковое учинили римские императоры и консуляры для тунеядствующего столичного плебса. В литании 'Отче наш'