мог и подумать о том, что полуслепой и убогий колченогий старик подробно, тщательно изучает интерьер небольшого провинциального храма, расположенного в 60 километрах от Дожинска.
'Ибо следует счесть число сатанинских непотребств и неблагонадежных греховных колдовских злоумышлений…'
В декоруме, в убранстве церкви, освященной три года назад, инквизитор высмотрел, разыскал явные признаки магической скверны, злонамеренно учиненные, как при ее строительстве, так и по ходу процесса, который едва ли стоит называть благоукрасительством и наведением обрядового благолепия.
'М-да… скверна и порча…'
Прежде всего окружной инквизитор отметил, как от стены до стены, от левого до правого клироса раскинула пять магических толстых отростков красноватая звезда-пентаграмма, закрепленная на крашеном цементном полу мраморной крошкой. Концы ее лучей прикрывали расставленные у трех стен лаковые скамьи из фанеры, появившиеся тут несомненно вопреки православным церковным традициям.
'Наверняка, кто-то из мирян сиднем сидит во время воскресной обедни. Словно они греко-католики… Место храмовое тесно, грех мал, да сатаниско искушение ох велико и воля ему вольная…'
Помимо громадной злоумышленной пентаграммы в храме сем благочинный инквизитор обнаружил кощунственный объект поклонения в виде иконописания Матроны Московской с определенно фальшивыми мощами. И без того 'сомнительная святость сталинской бабы Ванги, облыжно пророчествовавшей для богомерзких большевистских правителей', по мнению инквизитора Филиппа, усугублялась тем, что в новодельную икону какие-то безбожные шпыни-святотатцы ернически поместили костные останки мелкорогатого животного.
Однако самым большим кощунством неприятно, поразившим отрешенный взор инквизитора, оказались точным счетом 65 мелких бесов в резных медальонах, помещенных на алтарном иконостасе и на царских вратах с ликами евангелистов. Если хорошо присмотреться, то выпуклые четырехлопастные, исполненные вовсе не по православному канону, декоративные кресты-пропеллеры представали воистину бесовскими харями и личинами.
На всех медальонах верхняя вертикальная лопасть имела явственное сходство или с нахмуренным лбом старого языческого сатира или с кучерявым чубчиком недозрелого дьявольского исчадия. Тени под горизонталями составляли рельеф глубоко запавших злоумышляющих гляделок под неандертальскими надбровными дугами-бровями. Тогда как нижняя лопасть крестовины представала чаще всего широким плоским бесовским носом. Или же у иных личин-шаржей — козлиной бородкой, у других же — кривящимся ртом бесчинно ухмыляющегося мелкого беса…
В зависимости от оконного освещения и количества зажженных электрических светильников внутри оскверненной, запакощенной погаными магами и колдунами православной церкви в основном канонический иконостас в любое время суток являл собой картину, ужасающую истинно верующих богохульством и бесчинством.
'Всматривайся, ни всматривайся, вот где бесовское наваждение!..'
— 1 —
Поначалу Филипп не очень вслушивался в то, что ему говорила взволнованная и взвинченная Настя, встречавшая его в аэропорту. Он к месту кивал, удивленно или возмущенно вскидывал брови. Сам же непрерывно вспоминал, как беспардонно красное ведьмовство осквернило и обесчестило православный храм в Екатеринодаре из его видения.
'До сих пор город по-коммуняцки Краснодаром кличут. У, сволочь безбожная!..'
В конце концов он послал далеко-далеко политику, воспоминания об увиденном, странные роли во всей этой неприглядности адепта Рандольфа, прецептора Павла, решив прежде посоветоваться с Никой, показав ей в эйдетике, как же оно было на самом деле от начала до конца.
— Извини, маленькая. Устал я безбожно, задницу, поясницу в полете отсидел, отлежал до судорог и пролежней… В твои расклады не оченно въезжаю, — прервал Филипп смятенную прямую речь Насти.
'Миру — мирское.'
— Дай, Настена, сначала приложиться к ручке супруги босса Рульникова, доложить об американских педагогицких успехах.
Потом пошли, тихо-мирно кофе-брейк устроим здесь в аэропорту, тогда и вводи меня, пожалуйста, в курс делишек твоих скорбных…
Понятно, в общих чертах. Деталями и, как нам разрулить ситуяйцию, займемся попозже. Эдак ситуативно.
Лады, Настасья моя Ярославна? А то чей плач тут-ка у стеночки слышен? Или на стене, не помню, запамятовал, обеспамятел… без чашки крепкого черного кофе…
— Кофе и мне не повредит. Хочу тебе сказать, Фил, как сюда ехать, я на твоем джипе еле-еле из аварии вырулила…
'Оба-на! И женщина за рулем тачки, по-арматорски упакованной. Кому-то со святыми упокой, а мне ретрибутивность на волосатые орехи… Господи, помилуй….'
В пустынном аэропортовском баре Настя в подробностях поведала Филиппу, как же ее 'обломали предки', не позволив любимой дочери вступить на медицинскую стезю врачевания и педиатрии:
— …Потом матильда папашку себе на помощь из Астаны вызвонила. Ну, жесть пошла. Оба рогом уперлись. Только в универ, я тебе говорила, на международные отношения.
Бабла мне шиш, ключи от машины отняли, чуть под домашний арест не посадили. Под конвоем повезли документы в БГУ сдавать.
Плевать им, что меня от их бизнеса и политики с души воротит. Полный токсикоз и неукротимая рвота…
С такой жестью моя несравненная матильда тетку Агнессу подключила нудеть, на мозги капать. Потом вышла на твою Райку Рульникову, они по бизнесу шахер-махер крутят.
Сейчас три старухи тебя, Фил, хотят запрячь, кабы ты на меня положительно и решительно повлиял. Матильда согласна меня тебе в жены всучить. Лишь бы от медицины отговорил, отсоветовал….
Райка-профура ей о твоем московском дяде Рейесе рассказала. Причем обе решили, будто ты, получив диплом, резко уйдешь в дядькин бизнес.
Скажи, Фил. Только честно. Ты, взаправду, вместе с ним промышляешь?
— Есть маленько. То да се, на коньячишко-мелочишко, — небрежно ответил Филипп, подливая себе в кофе немного бренди 'Арарат'…
Он эмпатически постарался, чтобы его правдивый ответ Настю достаточно успокоил и удовлетворил. Как-никак, ей рулить, везти их обоих в город. И реальная перспектива заполучить излишне ситуативную ретрибутивность ему вовсе не улыбалась, если его 'лендровер' станет источником повышенной опасности для встречного. Особенно, поперечного транспорта.
'Особливо, ежели какого в ништяк секуляра случайно уконтрапупит с концами…'
Окончательно Настю привела в удовлетворенное расположение духа и тела, совсем не краткая аварийная, но запланированная ею продолжительная остановка на живописной опушке по дороге в Дожинск. Там и тогда Настя Заварзина сделала Филиппу Ирнееву предложение, от какого он сразу не отказался, пообещав хорошенько подумать и прикинуть что к чему.
— В таком вот раскладе и разрезе, Анастасия свет-Ярославна…
Настю он высадил неподалеку от ее дома, а сам, как намечалось, поехал к Веронике. О чем он тоже честно и открыто сказал любимой девушке. Тем более, Настино предложение вовсе не краем касалось госпожи Триконич.
Настю он не обманывал и немедленно начал размышлять над их мирскими взаимоотношениями дома, куда заехал, чтобы принять душ, подобающе переодеться и слегка перекусить.
До визита в арматорскую лабораторию оставалось немного времени, и рыцарь Филипп наскоро извлек из памяти диалог с Настей в салоне джипа на заднем сиденье. Вернее, ее монолог, лежа и сидя…
— …Ой, Фил, вижу: ты без меня в Америке истосковался до невозможности… Но замуж я за тебя
