Сидор был вне себя: четверо бандеровцев добровольно сдались чекистам, пятеро сгорели в Копытлово вместе с запасом бензина для мотоцикла и грузовика; посланный за продуктами Капелюх с группой разведчиков напоролся на засаду. Вместо продуктов двое убитых, трое раненых. А чем их лечить? Кем их заменить? В лагере растет недовольство. Пришлось срочно отобрать охотников стрелять в бору дичь и рыбачить по лесным озерам. Но добровольцы, как правило, сами пожирали добычу, и проку от них банде было мало.
Главарь заперся с Прыщом, но, как ни крутили, все чаще сходились на предложении Боярчука уйти из здешних мест туда, где их не ждут.
— Боюсь, во время перехода утекут хлопцы из местных, — сокрушался Прыщ. — А дурной пример заразителен.
— А ты сделай так, чтобы не утекли.
— Легко сказать.
— Тоже мне, заместитель, — пренебрежительно хмыкнул Сидор. — Тогда слухай меня. Перед уходом устроим тарарам в Копытлово. Побьем активистов, сожгем строящийся клуб, а может, и всю деревню для страху. Там же оставим заслон. Вот туда-то и назначишь всех сомнительных. После того, что мы сделаем в селе, в плен брать не будут.
— Голова! — Восхищению Прыща не было предела.
— Это еще не все, — удовлетворенно потирал руки сотник, — уходить станем тремя группами. Каждой дадим свой маршрут. Будто бы свой! На самом деле пойдём друг за другом. И если кто ненароком отстанет от одной, попадает в лапы другой. Мы с тобой уходим последними.
— А Капелюха пошлешь первым?
— Не доверяешь больше?
— А ты доверяешь? — вопросом на вопрос ответил Прыщ.
— Я и тебе не доверяю, — откровенно грубо сказал Сидор. — Не хочешь идти со мной?
— Я бы оставил Капелюха в заслоне. — Ушел от прямого ответа Прыщ. — В последнее время он сдал на глазах. С хлопцами не ладит, пьет беспробудно, задания проваливает.
— Думаешь, его карта бита?
— Он слишком много знает, — неопределенно промямлил начальник службы безпеки. — И главное, знает, где наше золото.
Последний довод перевесил все остальные. Участь Капелюха была предрешена.
Остаток дня Сидор обдумывал план нападения на Копытлово, но из головы не шло золото. О нем в банде знали только четверо: он, Гроза, Капелюх и Прыщ. Даже те бандеровцы, что прятали ящик, а потом незаметно «исчезли» не без помощи Грозы и Прыща, не догадывались о содержимом. Теперь не стало и Грозы, не уцелеет в схватке с чекистами Капелюх. Но Прыщ! Так просто его не уберешь. У безпеки свои щупальца. За кордоном тоже не простаки, трижды проверяют любую версию. В центральном проводе закордонных частей ОУН сегодня больше верили референтам СБ, чем отцам-командирам сотникам и даже куренным. Все друг другу не доверяют, все друг друга подозревают. Хуже, чем при немцах. И как это он проглядел, упустил возможность встретиться со Стрижаком. Ведь предупреждал дьякон здолбицкий, что человек тот свяжет с американцами. Вот кто теперь нужен был Сидору. Новый хозяин. Тогда и золотишко можно прикарманить, не делясь с Прыщом и центральным проводом. И уйти не просто за кордон, а за океан, где его никакая сила не достанет.
Сидор вдруг вспомнил, что Стрижак хотел встретиться с Боярчуком, и дьякон обещал их познакомить. Опять Боярчук? Добрый или злой гений послан господом Сидору? Почему он не приказал повесить его там, на мельнице? Что остановило сотника? Почему сегодня прощает он дерзостные речи строптивца? Эх, если бы Капелюх не проглядел краснопогонников на мельнице, многое бы открылось Сидору.
Невеселые думы его чередовались с воспоминаниями. Мельница. В его родном селе подо Львовом у глухой запруды тоже стояла мельница. Когда-то она была ветряная, и ее ребристые крестообразные крылья взлетели над старыми вербами. Потом ветряки сняли, установили паровую машину. Запускали ее рано утром, и она чихала, выплевывая через выхлопную трубу, уходящую в ров, черные сгустки сажи и копоти. Мальчишки не единожды пытались заткнуть трубу своими картузами или буряком. Седоусый механик-немец ловил их и нещадно порол крапивой. Однажды попался и Сидор. Два дня потом отмачивал зад в лохани с холодной водой, а на третий написал на механика донос, где «расписал» речи красного агитатора. Старика арестовали, а Сидору пожаловали поросенка. Возможно, тогда он и понял, что на политике неплохо зарабатывают, если держать нос по ветру. И совесть его не мучила. Ее просто не было у него.
Вечером, когда уже стемнело, сотник велел позвать Боярчука. Выставил на стол четверть самогона, консервы, сало, круг копченой домашнего изготовления колбасы. Сирко подогрел в глиняной духовке каравай ржаного хлеба.
— Ешь от пуза, угощаю, — по-царски расщедрился Сидор. — Отощал небось на работах.
— С чего такая милость?
— Сперва едят, потом о деле говорят, — не унимался кичиться сотник.
— Не возражаю, — Боярчук с треском отломил здоровенный кусок колбасы, налил себе и сотнику самогону.
— Доброе зелье, Кристина Пилипчук варила. Не слыхал про такую?
— Нет, не слыхал.
— Позабыл, значит, земляков. — Сидор отпил от кружки, словно смакуя питье, крякнул и только потом выпил залпом.
Боярчук налегал на закуску, слушал.
— Негоже забывать своих, — отечески выговаривал сотник, но глаз его смотрел трезво. — Видно, пора тебе дома побывать.
Борис чуть не подавился.
— Бона! Испугался?
— Шутки шутить изволишь? — набычился Боярчук.
— Отчего же шутки, — Сидор вновь потянулся к бутыли. — Хочу дело тебе поручить нешутейное.
— Ты мое мнение знаешь. Не замай меня, не выйдет.
— Погоди ерепениться. Сначала выслухай.
Сидор вышел из-за стола, проверил, плотно ли затворена дверь, встал за спиной Боярчука.
— Ешь и на ус мотай. — Сотник прибавил огня под потолком. — Хочу я за кордон уходить. Не сегодня и не завтра, конечно, сам понимаешь. Но ты прав: уходить краснопогонники все равно нас вынудят. А теперь пораскинь мозгами: с чем туда, на Запад? Побитыми собаками с поджатыми хвостами или народными героями с полными карманами денег? Каждой свинье в ноги кланяться или с золотым запасом- то ей сапогом в рыло тыкать, ежели что не по-твоёму.
— Думаешь, у меня в хате клад зарыт? — усмехнулся Боярчук.
— Не перебивай, — рассердился Сидор. — Твой интерес здесь тоже не малый.
Боярчук обернулся:
— Ой ли?
— Где деньги хранятся, я знаю. А взять их поможешь ты со своим отцом.
— С кем, с кем?
— Не ослышался! С родным батюшкой своим, Григорием Семеновичем Боярчуком!
— Он, что же, с вами? — опешил Борис.
— С нами всякий украинец. Только не всякий то разумеет, — Сидор наслаждался произведенным эффектом. — Чуешь?
— Ты дело говори!
— Куда спешить? Еще по единой выпьем. Зачипило? То-то, а не хотел и слухать!
— Через родителей меня достать хочешь?
— Я денег достать хочу! И не сто и не тысячу, а миллионы! — ударил по столу кулаком сотник. — А тебя мне прихлопнуть — только пальцем шевельнуть. Да люб ты мне, дуралей. Вот и жалею на тебя пулю.
Сидор обнял Бориса, чмокнул холодными губами в переносицу.
