на полоумного смеющегося человека.
Дальше страшно было смотреть даже Прыщу. Он отошел подальше от разъяренной стаи и тут встретился глазами с ненавидящим взглядом Жабы.
— За что старика на растерзание отдал? — сжимая кулаки, хрипло спросил Михаил.
— Молчи, сука! — подскочил к нему Прыщ. — Своими руками удавлю.
— Но-но, не замай! — ткнули ему в спину стволом автомата. Позади него стояли Кудлатый, Боярчук и Ходанич. Решительный вид троицы остудил пыл помощника главаря.
— Я выполнил приказ Сидора, — поспешно сказал он и, пятясь, отступил прочь.
Немыслимая смерть Охрима сделала свое дело. Снова пьяный разгул взметнулся над поляной. Но в бой уже никто не рвался. Многие в душе своей плакали над выпавшей долей и заливали горе вонючим зельем. Черная жуткая ночь скрывала их слезы.
Дом Сидоруков указал голопузый и босоногий малец. По зову Ченцова он смело уселся на лопнувший дерматин сиденья. Утирая сопливый нос, грязным пальцем тыкал в сторону подворий и называл писклявым голосом хозяев.
— Только в хате нимае никого, — объяснил хлопец, когда машина остановилась у нужного плетня. — На огороде шукайте.
Огород, а точнее, гектарное приусадебное поле, у Сидоруков прямо за вишневым садом. Цветочные почки на ягодных кустах еще только начинали лопаться, но горьковатый привкус вишневого клея щекотал ноздри, напоминал то о домашнем варенье с кипящей пеночкой в тазу на летней печке, то о терпко- сладком сушняке плодов, рассыпанных заботливыми хозяевами на сухом чердаке клуни.
Шофер Ченцова Сашка не выдерживал соблазна, по пути ковыряя янтарный нарост на стволах, с причмокиванием пихая в рот. Странно, но и самого Ченцова неудержимо тянет к смоле, а он только шумно вдыхает густой воздух, да трясет головой.
— Здорово ль ночевали? — невпопад кричит он супругам.
Те неспешно оборачиваются на приветствие, из-под ладоней разглядывают нежданных гостей. Узнав, шагают навстречу.
— Эко вспомнил, Василий Васильевич, — говорит Сидорук. — Мы уж, почитай, обедать собираемся.
— Добре, — поддерживает мужа смекалистая хозяйка. — Будэмо обидаты. И гость поисть з намы.
Она снимает с плеча корзинку с зерном кукурузы и ставит к ногам Ченцова.
— Чи не разучился крестьянскому делу? — смеется она.
— На обед заработаю!
Ченцов с удовольствием снимает гимнастерку, ловко подхватывает корзину и, захватив горсть семян, широким жестом разбрасывает их по вспаханному полю.
Теплое зерно грело ладонь. Теплое солнце грело израненную спину. «Живи, земля! Рожай, земля!» — проговорил про себя Василий Васильевич и чуть не заплакал, вдруг ясно представив бледное, безжизненное лицо Ульяны. Покачнулась под ногами пахота, перекувыркнулось над головой небо.
Очнулся он на лавке в сидоруковой хате.
— Как же это, товарищ подполковник, — плаксивым голосом спрашивал Сашка. — День и ночь работает, не отдыхает, замаялся вконец, — объяснял хозяевам.
— Не гундось, — хотел остановить его Ченцов, но сам не услышал своего голоса.
— Испейте молочка, полегчает. — Жена Сидорука приподняла голову подполковника, насильно приставила к губам холодную крынку.
И правда, полегчало. Отступила хворь. Только богатырский сон свалил намертво начальника райотдела. Даже слова промолвить не смог. Так и уснул с полуоткрытым ртом. Но не успели Сашка с Сидоруком выкурить на колоде под стеной сеновала по цигарке, как во двор вышел Ченцов.
— Разбудили? — встрепенулся Сидорук.
— Не-е! — Сашка каблуком сапога затоптал окурок. — Это он на фронте приучил себя спать по двадцать минут. В разведке. — И пошел к колодезному срубу за родниковой водой.
Помывшись по пояс, подполковник порозовел лицом, глаза его снова заблестели.
— А кто, Сашка, нас обедом грозился напугать? — попробовал он отшутиться.
Недолго ты так протянешь, — по-мужицки серьезно сказал Сидорук.
Ченцов не ответил. Надел гимнастерку, затянулся ремнями.
— Не серчай, — упрекнул его крестьянин. — Не в укор тебе сказано.
После скромного, но сытного обеда поехали к зданию сельсовета. Сюда же должен был заявиться и председатель райисполкома Скрипаль. Цель поездки, мягко говоря, не очень устраивала Ченцова. Нужно было охватить жителей Копытлово кампанией по участию в подписке на государственный займ. Как член бюро районного комитета партии он был обязан контролировать ход подписки, хотя предпочел бы сам остаться без оклада, лишь бы не выпрашивать деньги у населения. Займ был делом, конечно, добровольным, но Скрипаль рекомендовал Ченцову прихватить с собой взвод солдат, дабы не затягивать дело. Василий Васильевич еле уговорил председателя отказаться от подобной затеи. Себя же утешал мыслью поучаствовать вечером в торжествах по случаю открытия комсомольцами сельского клуба. А к Сидоруку заехал, чтобы предупредить его боевую дружину на случай возможных провокаций со стороны бандеровцев. Не мог он и предполагать, что об этих торжествах думал и Сидор.
Заседание правления уже началось. Председателя совета здесь так и не выбрали до сих пор. За все отдувался секретарь — малограмотный, но партийный фронтовик Сема Поскребин, суетливый, крикливый, но не злобливый двадцатидвухлетний парень, который недавно женился и, казалось, даже в мыслях еще не очень желал удаляться от теплых жениных пуховиков. Невероятными посулами и беспощадной бранью Сема собрал правленцев за час до приезда Скрипаля, и те успели заплевать шелухой от каленых семечек весь пол. За это, услышал Ченцов, и выговаривал предисполкома района сельскому секретарю.
— Совет у тебя или бедлам? — гремел Скрипаль. — По вас о власти судят. А ты в избе порядок удержать не умеешь, что же о селе говорить?
— Разве за нашими мужиками уследишь? — отбивался Поскребин. — Иной приходит за справкой, дожидается и курит. Не запретишь ведь! А он покурит да незаметно охнарик под скамейку воткнет.
— Да че с тобой говорить! — сердился Скрипаль. — Давай об деле.
Ченцов не торопился заходить. Постоял у приоткрытой двери, по привычке заглянул в соседние комнаты. Пусто, пыльно. Даже мебели никакой. Все подчистую реквизировали или растащили в бывшем панском доме. А заполнить пока нечем, да и нужды нет. Не обрел еще дом нового хозяина.
На цыпочках вернулся в приемную. Увидел на подоконнике детекторный приемник без задней панели. Покрутил ручки. На удивление аппарат зашипел и заговорил: «…ит Москва! Передаем последние известия. Большой трудовой победой увенчался труд многочисленного отряда энергостроителей Днепрогэса — пущена в строй еще одна турбина разрушенной гитлеровскими варварами гидроэлектростанции на Днепре…»
Из-за двери высунулся всклоченный чуб Семы, Ченцов с досадой выключил радиоприемник и прошел в кабинет бывшего сельского головы.
Вокруг голого облезлого стола сидели директор школы Ракович, единственный сельский механик Шевченко, бывшие партизаны братья Манохины, многодетная вдова Мария Гриценко да комсомольский вожак Миша Гонтарь. Поскребин писал протокол. Скрипаль, припадая на протез, как маятник, раскачивался у него за спиной.
— Вот, подивись, — обратился он к Ченцову. — При плане пятнадцать тысяч они оформили подписку только на жалких две тысячи. И их это не волнует.
— На две тысячи триста пятьдесят, — поправил Сема.
Скрипаль дернулся и скривился, как от зубной боли.
— План вам, товарищи, довели десять дней назад, а вы и не чухаетесь. Придется принимать к вам крутые меры.
— Пойдите сами спытайте, чи вам дадуть, — ответил за всех старший Манохин и смутился под строгим взглядом предисполкома.
— Не думайте и не надейтесь, — взвинчивал себя и других Скрипаль, — что вопрос займа будет снят с
