— Ступай в барак, догоняла. Старшой воду ждет.
Сизов не спешил. Шел и думал о причинах странного вызова. Если, и верно, перегоняют в другое место, так ведь об этом с зэками не советуются. Хотят, чтобы еще рассказал о том, как медведь задрал конвоира? Но уж сколько рассказывал. И сам Беклемишев, когда пришел в себя, все подтвердил. Что еще надо?
Возле конторы стояла вишневая «Нива», покрытая таким слоем пыли, что казалась серой. Сизов обошел ее кругом, заглянул под передок: правильно, с передними ведущими, только на такой и можно проехать по таежным дорогам. Эту машину он явно где-то видел, а где именно — не мог вспомнить.
— Что, знакомая колымага?
Резко обернувшись, Сизов увидел на крыльце цивильного пижона, в отутюженных брюках и при галстуке, — картинка из другой, недавней жизни.
— Не узнаешь? Здравствуй.
Теперь он узнал и удивился, что не узнал сразу, — заместитель районного прокурора Александр Евгеньевич Плонский собственной персоной, тот самый, благодаря не очень строгой речи которого на суде Сизов получил минимальный срок — год легкой отсидки. Они были знакомы и до суда, как-то даже чокались в одной компании: к геологам в прокуратуре всегда относились снисходительно.
— Заходи. Я тебя жду.
— Наша медвежья история уже до района докатилась? — спросил Сизов, невозмутимо поднимаясь на крыльцо и пожимая мягкую руку Плонского.
Невозмутимость давалась нелегко. Он понимал, что зампрокурора за просто так сотню верст трястись не будет. Значит, что-то важное привело его сюда. Или на медвежью историю заведено уголовное дело, или, что дай бог, его, Сизова, кассационная жалоба, написанная по настоянию того же Плонского, дошла- таки до нужных инстанций. Впрочем, последнее вряд ли: не приехал бы Плонский, не прокурорское это дело — утешать арестантов.
Они прошли в кабинет Дубова, уставленный стандартной канцелярской мебелью, и тут Сизов еще больше удивился: на столе, на постеленной газете, стояла бутылка водки и рядом навалом лежала экзотическая закуска, о какой Сизов успел позабыть.
— Никак праздник? — спросил он.
— Разговор у меня к тебе, Валентин.
Сизов блеснул глазами в его сторону: фамильярности в их отношениях прежде вроде бы не наблюдалось. Разве только когда чокались за столом. Но то в компании.
— Я думал с медведем все ясно. Конвоира мы притащили, можно сказать, спасли, карабин его сдали в сохранности…
— Дался тебе этот медведь. Есть дело посерьезнее. Впрочем, садись-ка да прими маленько. На меня не смотри, я за рулем.
Сизов сел, но к налитому стакану не притронулся.
— Я так посижу.
— Обижаешь, Валентин. Разговор у нас серьезный, доверительный.
— Так ведь я, Александр Евгеньевич, не дома. Вернусь в барак, мужики спросят: в честь чего меня поили? Одно скажут: ссучился. Жизни не будет.
— Не придется тебе долго-то.
— Дело пересмотрено? — равнодушно спросил Сизов.
— Пересматривается. Сто шестая статья, неумышленное убийство, сам знаешь — до трех лет. Или до двух исправработ. А ты вместо твоего года отсидки можешь получить год условного.
— Когда?
— Не торопись… Да выпей ты! — раздраженно выкрикнул Плонский. Плюнь на эту уголовную шваль. Дело твое почти решенное.
— Спасибо.
Сизов залпом опрокинул стакан и принялся закусывать всем подряд, что было на столе. Спохватился, отложил вилку с наколотым на нее кружком колбасы и уставился на Плонского, вальяжно развалившегося в кресле Дубова по другую сторону стола.
— Только мне непонятно: чего сам прокурор приехал с этой вестью?
— Я еще не прокурор.
— Все равно.
— Говорю же — разговор есть. Ты своего напарника, Красюка, хорошо знаешь?
Сизов отодвинул от себя стакан и тоже откинулся на стуле.
— Давай договоримся: о себе я все расскажу, о других — уволь.
— Да-а, быстро воровская мораль внедряется в человека, — сказал Плонский.
— В определенных условиях…
— Ты же был сама честь и достоинство. Икона.
— То уже не икона, если ее повернуть ликом к стене.
— Сам ведь напросился. Разве не понимал, что дело твое шито гнилыми нитками?
— О чем теперь говорить!
— Есть о чем. За тем и приехал.
— По старому знакомству?
— Именно. Такое дело не всякому поручишь. Да и ты не всякого послушаешься.
— Давай ближе к делу, Александр.
Думал зампрокурора на фамильяность обидится. Но тот и ухом не повел.
— Ты знаешь, за что Красюк сидит?
— Украл чего-то. Хотя вором себя не считает.
— Нынче многие укравшие не считают себя ворами. Время такое.
— Что он украл?
— Золото.
— Много?
— Точно не знаю. Но думаю, больше пуда.
— Ничего себе! А говорил — не вор.
— Правда, это не доказано.
— Не доказано? За что же его посадили?
— Вертолет, перевозивший золото, разбился и в живых остался только Красюк. Он был охранником. Комиссия золота недосчиталась.
— Может, он не виноват?
— Маловероятно.
— А вы что, сажаете за вероятности?
— У него нашли самородок из тех, что были в ящиках. Срок дали только за это. Но много золота так и пропало. Скорей всего, он спрятал его в тайге.
— А я тут при чем?
— Нам стало известно: Красюк собрался бежать. Думаю, к этому самому золоту.
— Он что, сумасшедший? Срок же добавят.
— Не скажи. Имея столько денег, можно и откупиться.
— Пропадет в тайге.
— А если с тобой?
— Что?!
— Завтра Дубов отправит вас на новый участок без конвоира. Все объяснимо: вернулись же, можно полностью доверять. Я думаю, Красюк этим воспользуется. И не сомневаюсь, что он предложит тебе бежать вместе с ним. Ты не отказывайся. Проведи его через тайгу. А потом мы его возьмем.
Сизов резко отодвинулся от стола.
— Спасибо за угощение. Я пойду.
— Постой, чудак. Он же все равно уйдет. И сгинет в тайге, не добравшись до золота.
— Роль козла-провокатора мне не подходит.
