таки свой человек, подбодрит, если нужно».
На улице было сыро и холодно. С утра висевшие над городом рыхлые серые тучи теперь сеяли мелкую противную крупку, и ветер хлестко бросал ее в лица прохожих.
Пока Крупенин добирался до училища, он все время раздумывал; как бы помочь Саввушкину и Красикову. И он решил зайти к Осадчему вечером домой и рассказать обо всем откровенно и подробно.
На полдороге между проходной и казармой к Крупенину подбежал лейтенант Беленький, встревоженно доложил:
— А я ищу вас, товарищ старший лейтенант. Идите срочно к командиру дивизиона. Ждет.
— Что стряслось еще? — спросил Крупенин.
— Не знаю. Приказал найти.
Майор Вашенцев встретил Крупенина сурово, недружелюбно:
— Вы где пропадаете? Почему вас нет в батарее? Явитесь немедленно в управление к начальнику учебного отдела. Снова что-то с вашей рационализацией. Не хочет округ возиться с ней.
— Почему не хочет? — спросил Крупенин.
— А вот этого я не знаю. — Вашенцев пренебрежительно скривил губы. — Ну идите, идите быстрей. Да за дело нужно браться. Сегодня курсанты возвращаться начнут с каникул.
30
Закончились каникулы. Жизнь училища быстро набирала свой особенный привычный ритм, который во всех приказах и инструкциях именовался просто внутренним распорядком. В эти дни полковник Осадчий от рассвета и дотемна был в подразделениях.
Лишь поздно вечером, когда в управлении почти никого не оставалось, он появлялся в своем служебном кабинете, чтобы просмотреть накопившиеся за день бумаги.
Сегодня Осадчий пришел в управление значительно раньше, потому что Забелин собирал офицеров на совещание. Кроме того, у Осадчего была еще своя немаловажная забота. Он искал удобного момента для весьма щепетильного разговора с Забелиным о начальнике учебного отдела.
Между тем все вызванные в кабинет Забелина офицеры уже собрались. Тут были Аганесян, Крупенин, командиры дивизионов, начальники учебных циклов и преподаватели ракетной техники. О предложениях Крупенина докладывал подполковник Аганесян, докладывал живо и бойко, но, как сразу же показалось Осадчему, с явным намерением от самого трудного вопроса уклониться. Аганесян сообщил, что теперь молодые курсанты будут чистить технику и нести караульную службу в ракетном парке, а некоторые занятия с ними будут проводиться непосредственно у техники. Затею же с показом первокурсникам техники в действии, в полевых условиях, Аганесян расценил как весьма и весьма неподходящую, сославшись на то, что это оторвет курсантов от программных занятий. Забелин остановил его:
— А нельзя ли сделать все это попроще, без отрыва?
Аганесян отрицательно покачал головой:
— Не знаю, товарищ генерал, таких возможностей не вижу.
— А по-моему, есть такие возможности, — подал голос Крупенин. — Я уже докладывал об этом.
— Ну, ну, подскажите, — попросил Забелин.
— В программе третьего курса, товарищ генерал, есть такая тема: «Ночной марш, занятие батареями стартовой позиции и отражение «вражеской» авиации на подступах к городу». Вот это учение как раз и можно сделать показным для молодых курсантов.
— А что... идея? — Забелин вопросительно обвел всех взглядом. Аганесян, стараясь сохранить внешнее спокойствие, попросил:
— Разрешите, товарищ генерал?
— Да, да, пожалуйста, докладывайте.
— Учение, о котором идет речь, зачетное, — как можно внушительнее начал Аганесян. — Курсанты должны получить за него оценки. А если мы посадим к индикаторам молодежь, которой нужно все объяснять, растолковывать... Я не знаю, товарищ генерал, что из этого выйдет.
Опять попросил слова Крупенин. Он сказал, что напрасно подполковник беспокоится за старшекурсников, мешать им в работе никто не будет, так как для молодежи можно установить выносные экраны.
— Тоже идея хорошая, — согласился Забелин. — А как другие думают?
Толковали по-разному. Одни соглашались с Аганесяном, другие возражали ему и были склонны поддержать Крупенина. Даже Вашенцев, который вначале держался заодно с Аганесяном, теперь вдруг притих и сидел молча, чего-то выжидая. Осадчий приметил это сразу и подумал: «Откуда у него такая настороженность? Хитрит, наверное». Забелин тем временем продолжал:
— Может, есть другие варианты, товарищи?
Все молчали.
— Пока нет, товарищ генерал, — не очень уверенно ответил за всех Аганесян.
— Что значит «пока»? Выходит, есть, но про запас. Нет уж, давайте все начистоту, без недомолвок. Мне ведь командующему докладывать придется.
Осадчий понимал, чего добивается от офицеров Забелин. Он хотел, чтобы все присутствующие на совещании почувствовали ответственность за принятые решения, поверили в их реальность.
Оставшись потом наедине с Осадчим, он по-дружески сказал ему:
— Ну вот, Артемий Сергеевич, начало, как говорят, сделано. И кажется, неплохое.
— Верно, разговор получился серьезный, — охотно согласился Осадчий. — Особенно о показном учении. Меня только упорство начальника учебного отдела несколько смущает.
— Ничего, — махнул рукой Забелин. — Будет приказ — смирится.
— Да, но лучше, когда человек берется за дело осознанно, с душой.
— Это верно, только Аганесяна ведь тоже надо понять, Артемий Сергеевич. Если начальник учебного отдела не будет воевать за выполнение уже утвержденной программы, какой же он тогда, извините, начальник? Да и мы с вами были бы таким недовольны. Я уверен.
— Значит, вы хотите оправдать его? — спросил Осадчий.
Забелин отрицательно покачал головой:
— Не оправдать, а понять в какой-то степени. В конце концов, с него мы спрашиваем, если где-то не провели вдруг занятие или провели не так, как было запланировано.
— Да, конечно, — сказал Осадчий, придвинувшись поближе к генералу. — Насчет спросить, потребовать — мы умеем. А вот о чувстве нового, о том, поспевает ли наша учебная программа за временем, думаем мы мало, Андрей Николаевич. И было бы неплохо, пожалуй, почаще проводить нам такие дискуссии, как сегодня.
— Возможно, возможно. Ну мы об этом еще потолкуем, Артемий Сергеевич. А сейчас... — Генерал встал и вышел из-за стола. — Сейчас пора отдохнуть. Хватит на сегодня. Поработали.
— Извините, — сказал. Осадчий. — Но у меня есть еще один вопрос. Давно тревожит.
Забелин тяжело, с неохотой, вернулся к столу.
— Ну давайте, если тревожит. Слушаю.
— О семейном положении Вашенцева хотелось бы посоветоваться.
— Он что, жалуется?
— Да нет, жалоб не слышал.
— В чем же дело? Подозреваете, что Вашенцев, кем-то увлекся, нарушил, так сказать, семейные устои?
— Нет, этого я не могу сказать. Меня волнует, что Вашенцев давно живет без семьи. И на скорую встречу с семьей никаких перспектив у него пока нет, по-моему. Жена опять на все лето уезжает в тайгу.
— Что ж, дело, как говорят, хозяйское. — Забелин медленно развел руками. — Да и не жалуется человек, сами же говорите.
