сказать, где были вечером в субботу, шестнадцатого сентября?
— Вы спрашиваете официально?
— Нет, я не должна была с вами говорить.
Мактайернан улыбнулся:
— Не волнуйтесь. Я помню: это была третья неделя после моего освобождения. Я ходил купаться, потом выпил пива в пабе «Джинти Макгинти». Съел там картошки с рыбой и пошел спать домой на Гарднер-стрит.
— Просто удивительно, как хорошо вы все помните, — не без иронии заметила Костелло. — А в прошлую пятницу? Двадцать девятого?
— В прошлую пятницу? Думаю, что работал допоздна. Можете проверить у моего шефа.
— Проверим. А где вы работали?
— Я всю неделю был на сверхурочном дежурстве: разбитые окна и все такое. Один заказ был на… — Он щелкнул пальцами, стараясь припомнить, — Байрз-роуд, в маленьком магазинчике, не помню точно его названия. Затем было еще одно, около Принцесс-гарденз.
— Еще одно — что?
— Разбитое окно. Я его застеклил, — сказал он и перевел взгляд на большие стекла, стоявшие у стены. — Послушайте, у меня условно-досрочное освобождение. Я общаюсь со своим социальным работником и не нарушаю условий своего освобождения.
Костелло размышляла. Его лицо казалось честным и открытым. Да, она позволила бы ему помочь, если бы у нее посреди ночи сломалась машина. Она пустила бы его в дом, если бы он попросил позвонить.
— А во сколько вы закончили?
— Поздно, была уже ночь; думаю, где-то в пол второго. Я же говорил — сверхурочное дежурство.
— Всю неделю? Для сверхурочной работы многовато.
— При моем положении я рад работе. Есть куда себя деть. Вижусь с людьми.
— Вы знаете девушку по имени Арлин Хэггерти?
Мактайернан на минуту задумался, потом печально улыбнулся и пнул ногой деревяшку.
— Да. Кафе «Эштон» в воскресенье, в обед? Блондинка в короткой юбке? Думаю, что с Арлин Хэггерти были знакомы многие мужчины.
— И вы обратили особое внимание на короткую юбку? — не унималась Костелло.
— На ее отсутствие.
— И вы встретились с ней позже?
— Мы поехали ко мне домой.
— Зачем?
— А как вы думаете? — Шон криво усмехнулся. — Я долго сидел в тюрьме. Мужчинам это нужно, — добавил он.
— Вы ей заплатили?
Мактайернан посмотрел на нее, как будто не расслышал вопроса. Губы расползлись в улыбке.
— Вы считаете, что мне это нужно?
Она так не считала.
— Кстати, не вы являетесь владельцем коттеджа в Калзине, купленного за наличные?
Вопрос застал его врасплох, но ему почти удалось скрыть это.
— Это что-то новенькое. — Он удивленно поднял бровь.
— Безнравственные доходы, — подсказала Костелло, улыбаясь. — Я не собираюсь это ворошить — просто хочу знать. Нельзя наказывать дважды за одно преступление.
— Безнравственные доходы? Да, но моей матери, а не мои. Она оставила мне всего три вещи: ожесточенное сердце, хорошую улыбку и немного денег. Я тружусь не покладая рук и не ищу неприятностей. У меня есть работа, и я перееду на квартиру, когда смогу себе это позволить. Возвращаясь к вашему первому вопросу: действительно, моя мать была проституткой. Но сам я за секс никогда не плачу.
«В это я верю», — подумала Костелло, но постаралась не потерять нить разговора.
— А где бы вы искали квартиру? Побережье Эршира вам, похоже, нравится больше других мест?
Прежде чем ответить, Мактайернан с трудом проглотил слюну.
— Я жил в Эре пару лет, вы знаете. Вы, судя по всему, знаете обо мне все. Вам, наверное, также известно, что у шефа там фирма. Снять жилье было недорого, а работа — прямо под носом. Так что ничего странного.
— А вы жили там один?
— Да. — Быстрота ответа выдавала неискренность.
— А вы там были с Трудой?
Опять моментальный ответ:
— Нет. Я не видел ее много лет.
— У нас есть запись камеры наблюдения в дискотеке «Клеопатра». Видно, как вы выбегали оттуда ночью с первого на второе октября.
— Я знаю. Я там был. И что?
— Вы очень спешили. Куда именно?
— Это правда, я спешил. — Он улыбнулся, будто вспомнил что-то приятное.
— Так почему?
Мактайернан молча посмотрел на нее. Она видела, что сейчас он скажет неправду, и, почувствовав озноб, переступила с ноги на ногу. Он слишком долго обдумывал ответ. И в его голубых глазах произошла перемена — теперь в них не было дружелюбия.
— И все-таки куда вы так спешили?
— Я встретил кое-кого. И у нас было свидание. Это преступление?
«Другая реакция. И твоя теория, Виктор Малхолланд, может идти к черту! Называй это женской интуицией, но Шон Мактайернан неровно дышал к этой второй девушке. Он лгал ради нее. „Защита и преданность“».
— Ну так как? Преступление? — переспросил он.
Костелло пожала плечами, давая понять, чтобы он продолжал.
— Я не бегаю за женщинами, но и не отказываюсь, когда предлагают встретиться. Меня преследовали нехорошие воспоминания. Это была та же аллея… ну, вы знаете.
— Думаю, что знаю, мистер Мактайернан. — Их взгляды скрестились, и он первым отвел глаза. — Я хотела бы узнать ее имя, даже если она замужем. Обещаю, что об этом никто не узнает.
— Мне очень жаль, — сказал он. — Я не знаю, как ее зовут.
В это она не поверила.
В пабе «Три судьи» было полно народу даже в четверг вечером, что их вполне устраивало. В кабинке было тепло и уютно, и каждый раз, когда открывалась дверь, по ногам пробегал сквозняк. Сильный дождь не прекращался и загнал внутрь даже самых заядлых курильщиков. На экране телевизора чем-то шумно восторгалась Давина Маколл, но посетители не обращали на нее никакого внимания.
Детективы из группы Макалпина сидели в самом конце зала, наклонив головы, будто перед дракой. Макалпин, нервничая, грыз ноготь большого пальца. Он принял душ и переоделся, но синяки на его коже пожелтели, а лицо осунулось. Андерсон был уверен, что заключенные в тюрьме выглядят здоровее. Долгий день длинной недели кончался, и затеплилась надежда, что развязка совсем близко. Макалпин был напряжен и сидел немного поодаль, как бы подчеркивая, что больше не часть команды, но Андерсон был рад, что он пришел.
— Мы собрались, чтобы закрыть дело, и сделать это быстро, — начал Баттен. — Запомните, если здесь нас внезапно осенит, то это будет зафиксировано как результат завтрашнего совещания. Я встречался со старшим инспектором Куинн и теперь разделяю ваши тревоги: она уже пересчитывает шариковые ручки в участке. Но об этом — достаточно. Нам нужно довести дело до конца, и мы близки к этому. Алан, как себя чувствует Хелена?
