— Выздоравливает. На пару часов она ездила на работу. Как говорят, шоу должно продолжаться. — В его глазах вспыхнул огонек, но тут же погас. — Так, говоришь, Куинн уже в моем кабинете? Я не успел навести там порядок. Ездил в больницу. Они хотят сделать еще один снимок. У меня сломана ключица.
— Так тебе и надо, — сказал Андерсон. — Питер меньше жаловался, когда сломал свою, а ему только пять лет.
— Ладно, — сказал Малхолланд, не обращая на них внимания, и разложил на столе пачку фотографий. Он выбрал два снимка Элизабет-Джейн, сделанные до трагедии. На одном из них она выглядела совсем по-другому. — Это самый последний, мы получили его от матери. Между снимками всего четыре недели, но посмотрите, какие они разные: здесь волосы короче, мелирование, которое она сделала к свадьбе…
— Она вновь перекрасилась. Гейл Ирвин не сомневается, что решение в последний момент сменить платье на бирюзовое привело Паулу в ярость, она была готова ее просто убить, — вмешалась Костелло, чувствуя, что в голове проясняется. — Ей просто повезло, что в тот вечер она с женихом была в гостях у его матери.
Слово взял Андерсон:
— Вы помните, что я разговаривал с Шандом. Он рассказал в «Фениксе» о ситуации с Элизабет-Джейн и посоветовал ей прийти поговорить со священником. О’Киф пришел в ярость, он был просто взбешен. Сказал, что не для того потратил годы своей жизни и наладил работу приюта, чтобы избалованная барышня могла устраивать там свои представления. Вообще-то он выразился намного красочнее.
— О’Кифу амбиций не занимать, это точно, — задумчиво согласился Баттен.
— Теперь Арлин. Шанд сказал, что никто не принимал ее за обманутую невинную малышку, которая пала жертвой социальной несправедливости. И он предостерег О’Кифа, чтобы тот не оставался с ней или другими девушками наедине.
Баттен кивнул:
— Он хорошо разбирается в людях.
Когда, оттеснив пару клиентов, смотревших телевизор и загораживавших проход к кабинке, к столику подошла официантка с заказанными напитками, они замолчали. Один из посетителей с поднятым капюшоном уже дважды толкнул Костелло локтем. Еще немного — и на его коричневой куртке оказался бы апельсиновый сок.
Андерсон перехватил ее взгляд.
— Не стоит, — сказал он. — На нее недавно нанесли новый слой воска — по запаху это чувствуется даже отсюда. Так что это будет просто пустая трата хорошего напитка. И раз уж о нем зашла речь, то я, наверное, присоединюсь к шефу и выпью виски. Видит Бог, я заслужил.
— Таким образом, как и предсказал доктор, наш убийца считает этих женщин частью чудовищного режима, — сказал Малхолланд, извратив цитату Джона Нокса.[23]
— Мы что обсуждаем? Убийство мужчин или женщин? — с негодованием спросила Костелло. — Что-то я не встречала мужчин со вспоротыми животами, которых оставляют истекать кровью.
— Ладно, будет вам, — вмешался Баттен, успокаивая их. — Мы начинаем нащупывать самое главное. — Он закрыл рукой фотографию Элизабет и перевел взгляд на снимок Арлин: вздернутый нос, монголоидный разрез глаз. — Стервы? Манипуляторши? Это неплохая гипотеза, но ответ, что именно в них видит Кристофер Робин, нам надо искать в его прошлом.
Макалпин видел на фото только взбалмошную барышню с новой прической. «Стервы. Манипуляторши». Значит, Кристофер Робин представлял Хелену такой? А Лиск — Анну? Нет, Лиск сказал, что Анна его многому научила. Она умерла, чтобы спасти своего ребенка. И ему было стыдно, что он тогда плохо думал о ней.
— Что ж, завтра О’Киф будет в «Фениксе», Лиск вернется из Баллахулиша, а Мактайернан — доделывать окно, — сказал Малхолланд и кивнул Костелло. — Если удастся, я покручусь вокруг его инструментов. Все будет законно, потому что все будет на его глазах.
— Значит, завтра они соберутся все вместе. Что за удача! — Андерсон взглянул на часы. — Ладно, распускаем всех по домам. Завтра трудный день. Сегодня можем спать спокойно: Куинн держит основных игроков под наблюдением. Неофициально, — добавил он.
Малхолланд сразу ушел, обрадовавшись такой возможности. Баттен направился к стойке бара. Андерсон хотел уйти, но взглянул на шефа и сел рядом, выразительно посмотрев на Костелло.
— Я что-то слишком на взводе; пожалуй, задержусь ненадолго, — быстро сообразила она. — Слишком на взводе. И никакой картины не складывается. Хочу узнать, что Вингейту удалось выудить из книг Уайта. Мне нужна хоть какая-нибудь конкретика.
— А кому не нужна? Я разговаривал с Вингейтом, но он не слишком обнадежил.
— Он играет с нами, этот Кристофер Робин, — сказал Макалпин, водя краем подставки по столу. Андерсон подавил в себе желание отобрать у него кружок. — Мактайернана отмечают в графиках дежурств?
— Да, и отчетность в компании Уайта налажена на загляденье. Да иначе и быть не могло, раз они посылают на свои вызовы парня с прошлым Мактайернана. На мой взгляд, О’Киф гораздо перспективнее. — Андерсон поднялся и махнул рукой, заказывая еще одну выпивку.
— Взгляни на это лицо: его раздавили ногой и превратили в месиво. — Макалпин смотрел на фото Арлин. — Это сделал Мактайернан, я уверен. Я уже имел удовольствие любоваться его работой. А все эти разговоры — какой он чудесный парень — я слышал и в прошлый раз. Подонок! Его мать настаивала, чтобы его вырастили католиком, а у самой с моралью была полная помойка. Вот тебе и религиозный конфликт! Я бы перетряхнул весь этот столярный бизнес, наслал бы туда судебных экспертов.
— Но он признаёт, что был на работе, так что это ничего нам не даст, — вежливо возразила Костелло.
Внезапно Макалпин нагнулся к ней, и лица оказались совсем рядом.
— Я предупреждал тебя, что он умен! Поэтому не надо мне вешать лапшу! Он виновен! Он трахнул одну из них и знал, где живут остальные. И любой, у кого есть хоть половина извилины, после этой заметки может запросто выяснить, где живу я. И у Хелены после этого не было шансов. — Костелло отпрянула и невольно ткнулась головой в куртку проходившего клиента, на секунду ощутив запах воска и льняного масла. — Занимайся своим делом, Костелло. Ты ищешь, с чего все началось? Как насчет этого: Мактайернан выходит из тюрьмы, и начинаются убийства. Ты ищешь мотив? Его матери было на него наплевать, и она бросила его младенцем. Единственное, что она ему оставила, — так это чувство вины. Его же вырастили католиком.
Андерсон молчал, пока не взглянул на часы.
— Господи! Мне действительно пора… Костелло, не могла бы ты завезти их в участок? — Он протянул ей фотографии. — И… не бросай шефа.
— Не вынуждай меня! — Костелло разозлилась. — Осталось только дать мне метелку, чтобы я смогла подметать! — Она собрала фотографии и сунула в конверт. На снимке Арлин ее взгляд задержался. Ровно подрезанные волосы над высокой скулой делали ее интересной — при жизни она такой никогда не была. Между этой фотографией и телом заурядной проститутки в морге не было ничего общего. — Просто удивительно, какая удачная фотография. Совсем другое лицо. Как знать, может, она все-таки хотела измениться, — сказала Костелло, ни к кому не обращаясь. Она заметила, что виски Андерсона почти не тронуто. — Но дело кончилось тем, что ее маленький сын вырастет без нее. Новый Шон Мактайернан? Еще один Кристофер Робин…
— Каждый делает свой выбор сам, Костелло, — прошептал Макалпин.
— Да. Имея отца, которого я не знала, и мать-алкоголичку, я должна была стать серийной убийцей. Ну… в те дни, когда не пью. Но я признаю свою зависимость только от овсяного печенья! — И для подтверждения сказанного сделала большой глоток виски. — Каждый делает свой выбор.
— Но у тебя есть свои тараканы.
— Да, есть. — Она поймала взгляд Макалпина, и ей захотелось погладить его измученное лицо. — Еще какие!
— И это дает тебе силы работать на совесть. Не все тараканы плохие. — Макалпин машинально потер фотографию большим и указательным пальцами. Его голос стал глухим. — Нам надо смотреть назад, а не
