Тогда Норман сказал:
– Да фиг с ним! Раз уж мы все равно переименовали дни, так чего возиться с семидневной неделей? Пусть у нас будет два дня в неделе, так будет намного проще.
И он, конечно, был прав.
Вся проблема в том, однако, что некоторые люди, и я не буду сейчас называть имен, все время утверждали, что сегодня их день, хотя на самом деле их день был вчера.
Тогда Норману пришла в голову другая идея.
Поскольку отхожее место приходилось вычерпывать по очереди, причем ежедневно (яма была маленькая, а копать яму поглубже ни одному из нас не хотелось), Норман сказал, что нам легко будет запомнить, когда чей день, если твой день будет совпадать с тем днем, когда ты его вычерпываешь.
– Почему не наоборот? – спросил я.
Норман сказал, что так и знал, что я задам этот вопрос, и что именно поэтому он так и решил.
Я до сих пор не понимаю, что он имел в виду.
Итак, как я уже сказал, мы потихоньку шли домой с рыбалки, ухмылялки, толкалки, чего там еще, и я как раз спросил Нормана, заметил ли он, как нам везет с рыбалкой в дни Эдвина? И с охотой, и с птичьими гнездами? И не кажется ли ему, что дни Эдвина просто особенно подходят именно для таких занятий? И что дни Эдвина, вообще говоря, намного приятнее и даже солнечнее, чем некоторые другие дни, которые приходят на ум?
А Норман спросил, заметил ли я, что на Эдвина отхожее место никогда не вычерпывают так, как надо? Или это просто совпадение? И не переименовать ли нам день Эдвина в День Лысого-толстого-старикашки- который-никогда-не-вычерпывает-говно-так-как-надо?
И я как раз ответил Норману, что даже на склоне лет, несмотря на то, что глаза меня подводят, а в груди иногда бывает стеснение, я все равно могу надрать ему задницу в любой день. Хоть на Нормана, хоть на Эдвина.
И Норман как раз распевал, отбежав в сторонку «Ну подходи, раз ты такой крутой!», когда мы увидели вертолет.
Это был не настоящий вертолет. Не такой, какими мы помним настоящие вертолеты. На настоящих вертолетах были двигатели и приборные доски, и под брюхом у них висели пулеметы от «Дженерал Электрик».
По крайней мере, я помню их именно такими.
Так что вряд ли это можно было назвать настоящим вертолетом.
Это было открытое сооружение на трех седоков, на педальном ходу. Как с рисунка Леонардо да Винчи – сосновые распорки и холщовые паруса. Добрый старый Леонардо. Вроде бы, «Леонардо» на рифмованном сленге Брэнтфорда означало «мертвый»?
Вертолет стоял рядом со стройкой. Стройка словно замерла – все складывали инструменты, болтали с педалистами с вертолета и больше ничего.
– Бьюсь об заклад, это какая-нибудь шишка из издательства. Прилетела, чтоб сказать, чтобы они шли по домам, – сказал Норман.
– С чего бы это? – спросил я. – Мистер Крэдбери обещал восстановить дом, если я напишу книгу.
– Трогательная вера в мистера Крэдбери, – заметил Норман. – Ты никогда не задавал себе вопрос, почему его издательство проявляет такую щедрость?
– Задавал, конечно.
– И к каким выводам тебе удалось придти?
Я не ответил.
К нам вразвалочку подошел бригадир строителей.
– Там к вам какой-то франт из Лондона, ваше мэрство. Насчет той книги, что вы писали. Он вас ждет в музейной.
– Ну, вперед, – сказал Норман. – До сих пор все шло просто отлично. Но если бы ты послушался меня, когда я предлагал тебе растянуть свое творчество лет на пять, нам бы по крайней мере закончили дом.
– На книгу надо ровно столько времени, сколько надо, – сказал я. – Пойду, пожалуй, поговорю с этим франтом.
Я остановился и улыбнулся Норману.
– И все равно иногда было весело, правда?
– Еще как, – сказал бывший лавочник.
– Я рад что встретил тебя, Норман.
– А?
– Рад, что звал тебя другом.
– Ты что, напился? – спросил Норман.
Я покачал головой.
– Ну, значит, увидимся, как получится.
– Э… ну да.
