Что касается скорби... Виктория ее так и не почувствовала. И, возможно, никогда не почувствует. Тан, похоже, подозревал, что она предала его в конце концов, иначе он хотя бы назвал ее имя и предупредил не трогать. Вероятно, он никогда не верил ей, однако это не мешало ему использовать ее. Она опять забылась, глаза закрылись, усталость переборола даже боль в ягодицах. И опять ее выпрямило, точно пружиной, когда она начала задыхаться. Она попыталась облизнуть губы, но рот пересох. Жажда внезапно стала самым непреодолимым желанием в ее бедственном положении. Вода! Если бы ей дали хоть глоток...
Она замерла в ужасе при звуке, послышавшемся за спиной. Неужели они возвращаются, чтобы снова мучить ее...
— Тебе очень больно, — послышался мужской шепот. Виктория медленно, царапая подбородок о железо, повернулась. До рассвета оставалось около часа и было очень темно; она могла различить только тень. — Я освобожу тебя, — сказал мужчина, и она узнала голос.
— Цин Сань! — выдохнула она.
— Не шуми, — предупредил Цин. — Я тебя освобожу, если ты станешь моей женщиной. Я видел тебя тогда, с Таном, и не могу забыть, какой ты была в тот день, когда мы давали клятву. Я захотел тебя тогда, но знал, что должен терпеливо ждать. Теперь ты должна стать моей — или умереть.
Виктория ни минуты не колебалась. Она согласится на все, лишь бы выбраться из клетки.
— Согласна, — простонала она, — согласна, я буду твоей.
— Ты должна поклясться именем христианского Бога.
Виктория резко набрала воздух. Бог простит ее.
— Я клянусь.
Цин Сань подошел к клетке и отомкнул запоры, затем отвернул болты на стальном ошейнике. Колени Виктории подломились, и она упала ему на руки.
— Нам надо спешить, — сказал он. — Лагерь проснется через час.
— Воды, — взмолилась Виктория. — Я умираю без воды.
Цин Сань поднес ее к ожидающим в стороне лошадям, достал из переметной сумы флягу и приложил к губам женщины. Никогда в жизни ей не приходилось чувствовать большего блаженства.
— Ты можешь сидеть? — спросил он.
Ягодицы Виктории горели от боли. И она не могла далеко уйти в таком состоянии, но мысль о том, чтобы лечь поперек седла лицом вниз, была невыносима.
— Я сяду. У тебя есть какая-нибудь одежда для меня?
— Мы подыщем для тебя одежду потом.
В этот момент Виктория не собиралась спорить. Он оседлал две лошади. Она осторожно опустилась в седло и чуть не закричала от боли, но крепко стиснула зубы и поскакала за ним вой из лагеря.
— Если ты попытаешься бежать, мисс Виктория, я тебя застрелю, — предупредил он и указал на винтовку за спиной и револьвер на поясе.
— Я не убегу, — заверила она. — А как же охрана?
Цин Сань ухмыльнулся:
— Я должен охранять лагерь в этот час. Разве я не умный?
— Да, — согласилась Виктория, — ты очень умный.
Виктория не имела представления, что было на уме у Цин Саня. Если он собирался вернуть ее в Ханькоу, то можно будет выдвинуть обвинение в изнасиловании, и братья разберутся с ним позднее. Но, проехав более полумили, она поняла, что они направляются на северо-восток, в противоположном направлении от реки и Ханькоу. Если она собиралась спасаться, то это нужно делать как можно скорее.
— Куда ты меня везешь? — спросила она.
— В безопасное место, — ответил он. Когда рассвело, он натянул поводья. — Мы остановимся в этом лесу.
Они находились в густом лесу у подножия гор, далеко от реки, как показалось Виктории. Но от лагеря гоминьдановцев их отделяло не больше десяти миль.
— По-твоему, здесь мы в безопасности? — спросила она. — Они легко найдут нас по следам.
Цин Сань ухмыльнулся на ходу, ведя ее к ближайшим зарослям деревьев.
— У них нет времени гоняться за нами. Сегодня они атакуют Ханькоу.
— Атакуют Ханькоу? Эта группа людей?
— На подходе с гор многие тысячи. Решение принято еще до боя у русской концессии. Теперь их не остановишь.
— Но без Тана или дополнительного оружия восставших перебьют. Знаменные в полной готовности отразить нападение.
Цин Сань снял ее с лошади:
— Теперь это не наша забота. Чем больше гоминьдановцев перебьют, тем лучше для нас. — Она попыталась избавиться от его рук, поддерживающих ее, но он усадил ее на землю и сразу начал лапать за грудь. — Я мечтал обладать тобой многие годы, — сказал он.
— Я очень голодна. У тебя нет еды?
— Какая же ты бесчувственная, женщина, — проворчал он. Но отвернулся от нее, чтобы расстегнуть переметные сумы. Она уставилась на винтовку и револьвер, заметила также длинный нож, висящий у него на бедре. Не попытаться ли завладеть каким-либо его оружием... Он не крупнее ее, но не изнурен, как она, страдающая от боли в каждой мышце, в каждой косточке. Нет, придется набраться терпения.
Цин Сань бросил сумы на землю:
— Вот еда. Огонь на всякий случай разводить не будем.
Виктория стала на колени перед сумами, нашла там немного хлеба и мешок с холодной свининой. Она набила рот и подошла к лошади, чтобы попить воды. Пока она пила, Цин Сань стоял рядом, щупая ее груди, ягодицы, лаская лобок.
— Мне необходимо облегчиться, — сказала она.
Он отступил в сторону, а она пошла в кусты. Она думала найти какое-нибудь оружие, но там не оказалось ничего подходящего. Даже если бы ей удалось что-то найти, на голом теле ничего не спрячешь. Придется использовать его собственное оружие. Она наблюдала за ним через кусты. Цин Сань снял винтовку, расстегнул ремень, с которого соскользнули кобура и ножны, и положил рядом с собой на землю. Затем он разделся. С тех пор, когда она последний раз видела его голым семнадцать лет назад, он растолстел. И он был явно возбужден.
— Выходи, женщина! — позвал он.
Виктория вышла из-за кустов. Она медленно двинулась к нему, покачивая бедрами и прикрыв грудь руками, облизывая губы и двигая головой так, чтобы ветер развевал ее волосы. Как она и рассчитывала, вид ее был неотразимым. Он пошел ей навстречу. Она подпустила его почти вплотную — его лицо и пенис говорили о непреодолимой похоти, — затем резко бросилась в сторону, упала на землю и перекатилась за его спину. Когда она поднималась на ноги, секунды для нее растянулись в века. Цин Сань взревел в гневе и обернулся.
— Я изобью тебя! — прорычал он.
Но Виктория уже оказалась у цели, отбросила одежду Цина и выхватила из кобуры его револьвер. Цин Сань остолбенел. В глазах Виктории он прочел свою судьбу и лихорадочно облизывал губы. Он инстинктивно вытянул руки, чтобы прикрыть себя от первой пули, но она пробила его пальцы и ударила в грудь. Виктория вытащила нож и двинулась на него. Цин лежал на спине, кровь толчками выплескивалась из дыры в его груди и стекала сквозь простреленные пальцы. Он был еще жив, но стонал и кашлял кровью, когда Виктория опустилась перед ним на колени.
— Мисс Виктория, — простонал он, — мисс Виктория...
Виктория перерезала ему горло.
Глава 16 РЕВОЛЮЦИЯ
