Ольга усмехнулась. Чего уж тут неясного?
Грозовский сошел с ума. Неужели он не видит этих стеклянных глаз и алчного нрава?
– Иди, работай, – распорядился Дунаев. – Я жду результатов.
«И чего я взбесилась, – вяло подумала Ольга. – Надо было заказчику так и отдать…»
«И будите скакать как гном».
Она вернулась к себе, взяла сумку и позвонила Наде.
– Надь, давай в кафе посидим.
– Еду! – обрадовалась та. – Через полчаса на нашем месте!
– Понимаешь, похоже, он меня просто выживает, – пожаловалась Ольга, отпивая из крохотной чашки крепкий эспрессо без сахара.
– Да почему? – Надя предпочла латте с большим шоколадным пирожным.
– Откуда я знаю. Не нравлюсь я ему!
– Да ну! Глупости! Должна же быть причина!
– Ой, Надька… – Ольга огляделась с таким видом, словно не понимая, где она находится. – Со мной последнее время все без всяких причин происходит. Проклял меня, что ли, кто?!!
– Ну вот еще! – Надя, поперхнувшись, закашлялась. – Раскисать-то не надо! Все будет хорошо!
– Ничего хорошего уже не будет…
– Перестань! – Надя погладила ее по руке. – И с работой все наладится, вот увидишь.
– Не знаю… – Ольга отодвинула кофе – ничего не хотелось, даже пирожные, которые они с Надькой так любили, не возбуждали аппетит. – Пока что этот Дунаев надо мной издевается.
– Ужас какой-то! Ну а Димке ты говорила? Он-то что?
– Ничего. Я его вообще не вижу.
– Я с ним поговорю! – Надя выхватила из сумки телефон. – Я ему устрою!
– Не надо, Надь! – Ольга перехватила ее руку. – Не стоит…
Грозовский жарил себе пельмени – вполне холостяцкий ужин, – когда на кухню ворвалась Надя.
– Ты! – громко провозгласила она.
– Что я? – поинтересовался Дима, отскребая подгоревший пельмень от сковородки. – Ну, что я?!
– Ты почему позволяешь Дунаеву издеваться над Ольгой?! Почему, я спрашиваю?!
Она так и стояла – в шубе, в сапогах, с взлохмаченной рыжей шевелюрой – и топала на него ногой.
– Не лезь не в свои дела! – взорвался Грозовский.
– Какие ж это не мои дела?! – пошла на него Надя. – А чьи же тогда?
– Мои! Ольгины! Чьи угодно, но не твои! – Дима на всякий случай отступил, прихватив сковородку со шкворчащими пельменями.
– А если твои, так ты ими и занимайся! Что ж ты даешь этому без году неделя ее со свету сживать?! – Надя выхватила у него сковородку и грохнула ею об стол. Пельмени подпрыгнули, и большая часть их упала на пол…
– Никто ее не сживает! – заорал Грозовский, в отчаянии понимая, что опять остался без ужина.
– Нет, сживает! Он ее поедом ест, а тебе наплевать!
– Что ты несешь? – схватился за голову Дима, чувствуя спазмы в желудке и угрызения совести – ведь доля правды в Надиных словах была.
– Да! Наплевать! – Надя вдруг села на стул и заплакала. – Она ведь моя подруга.
Он бросился к ней, снял шубу и сапоги, раздавив на полу несколько пельменей.
– Ты пойми, Надюш, – виновато пробормотал Грозовский. – Все не так просто… Ольга конфликтует с Дунаевым… Наверное, мне надо ее защитить…
– Не наверное, а надо! – всхлипнула Надя.
– Но мне Денис нужен, понимаешь? Для дела. Он специалист классный, это во-первых. А во-вторых, с его приходом Канада с мертвой точки сдвинулась. Сколько я туда без толку мотался, а сейчас вот-вот договор подпишем! У него связи солидные, ты это понять можешь?
– Значит, тебе его связи дороже Ольги, да? – уставилась на него мокрыми от слез глазами Надя.
Грозовский почувствовал себя последней сволочью. И опять разозлился.
– Если хочешь, да! – Он прошелся по кухне, едва не упал, поскользнувшись на пельмене, и от этого пришел в ярость. – Да! Ольга сегодня работает, завтра – снова, может, рожать будет, замуж выходить, сходиться, разводиться! У меня, в конце концов, серьезное дело, и я не могу себе позволить роскошь зависеть от перепадов ее настроения и смены образа жизни, ясно?!
– Злой ты, Димочка! Я даже не думала, что ты такой злой…
«Потому что голодный», – подумал Грозовский. И обнял Надю, уткнувшись в ее шевелюру.
– Ничего я не злой. Глупая ты глупая. Дело есть дело. Вон, сама бизнесом занялась, понимать должна… Золушка!
– Есть хочешь? – вздохнула Надя.
– Уже не знаю. Легче повеситься, чем поесть.
– Ладно, накормлю. – Надя, засучив рукава кофточки, подошла к холодильнику и открыла его. – Только обещай, что у тебя снова появится совесть…
Сергей улетел в родной город.
Просто сел в самолет и улетел, не предупредив никого на работе. У него было там важное дело, не требующее отлагательств ни на день, ни на минуту…
Он не рискнул сразу пойти к отцу, поэтому сел на лавочку и закурил. В этот момент распахнулась дверь подъезда, и на улицу вышел Барышев-старший.
– Здравствуй, отец, – тихо сказал Сергей.
Леонид Сергеевич вернулся в подъезд, через плечо бросив:
– Заходи.
Дома пахло валерьянкой и еще какими-то лекарствами.
– Есть будешь? – спросил отец.
– Нет, спасибо, я в самолете поел.
– Ну? Что скажешь? – Леонид Сергеевич прямо в пальто сел на диван и вопросительно посмотрел на сына.
– От меня Оля… ушла.
Сергей сел рядом с отцом, тоже не раздеваясь…
– А я, знаешь, не удивлен. Нет, не удивлен. Я этого ожидал.
– Прости меня. Прости, пап!
– Да я-то тебя прощу… Простит ли Ольга?
– Нет. – Барышев помолчал, не в силах озвучить давно осознанный факт. – Никогда… она… не простит, – наконец, с трудом произнес он.
– Значит, есть за что, – усмехнулся отец.
– Есть. Я, пап… ей изменил.
Они помолчали. Отец встал, разделся, сел напротив – на стул.
– Ну? И что же ты делать собираешься?
– Не знаю.
– Что же ты наделал-то, а? Сын!
– Как мне теперь жить, не знаю, – признался Сергей.
– А ведь я тебе и посоветовать ничего не могу.
Сергей кивнул, он и не ждал совета.
Отец посмотрел на часы.
– Мне в институт пора. Опаздываю. Ложись спать. Ночь ведь летел. Вернусь – поговорим.
– Нет, я обратно, в Москву… – Сергей встал. – Сейчас самолет. Я прилетел только прощения у тебя попросить.
– Ну, как знаешь.
– До свидания, отец.
Сергей направился к двери, но Леонид Сергеевич остановил его и порывисто обнял.
