– Хочешь, я полечу с тобой? Пойду к Ольге. Просить за тебя буду. Хочешь? – прошептал он.
– Спасибо. Не надо, пап. Не вернется она ко мне. Она на развод подала.
Леонид Сергеевич отстранился, потер левую сторону груди.
– Сейчас, говоришь, самолет?
– Через час.
– Я провожу тебя.
– Тебе же в институт…
– Бог с ним, позвоню, отменю лекции. Архаровцы мои только обрадуются.
Они еле успели на регистрацию.
– Разве можно так опаздывать?! – возмутилась девушка за стойкой.
Сергей обнял Леонида Сергеевича.
– Спасибо, папа. До свидания.
– До свидания, сын. Думай, как тебе дальше жить, думай…
– Гражданин! Сейчас трап уберут! – закричала девушка.
Сергей поцеловал отца и побежал на посадку.
Главное – отец его простил…
Одним грузом на душе меньше…
Автопокрышки на пятом варианте выглядели почти как произведение искусства, но Дунаев снова зарубил работу, сказав:
– И где же твои хваленые таланты? Иди, работай. И учти – времени в обрез.
Когда пришел Тимур, Ольга едва не плакала.
– Пятый вариант ношу, а ему все не то! – пожаловалась она. – Сам не знает, что хочет!
– Да, чего-то он на тебя взъелся, – сочувственно покачал головой Тимур.
– Хоть бы объяснил толком, что ему надо, так нет, просто «не годится», и все!
– И чего ты терпишь? – вступила в разговор Катя. – Пойди и припри его к стенке, мол, что именно вас не устраивает.
– Ну-ка, дай глянуть! – Тимур взял Ольгины эскизы и восторженно присвистнул. – Ну, не знаю, какого рожна ему еще нужно…
Ольга выхватила эскиз у него из рук, порвала на мелкие кусочки и выбросила в мусорную корзину.
– Ты чего? Зачем порвала? Ну, ты даешь… – Тимур пятерней растрепал волосы.
Ольга выдернула из пачки бумаги чистый лист и, закусив губу, принялась рисовать новую покрышку.
– Нет, ну довел человека до ручки! – завопил Тимур. – На ней же лица нет!
– А чего он добивается-то? – спросила Катя.
В этот момент в комнату заглянула Ася – нарощенные веера-ресницы, ободок с глупым бантиком, придерживающий красные волосы, пустые глаза…
– Кто? Кто добивается? Вы про что?! – уловив конец разговора, живо поинтересовалась она.
– Нам Тимур кино рассказывает, которое вчера смотрел, – быстро сориентировалась Катя.
– Да? А как называется? – не унималась бывшая «ресепшн».
– Название он не помнит, да, Тимур?
Вместо ответа тот разворошил свою шевелюру, придав ей совсем уж невероятный вид.
– А я всегда названия помню, – затараторила Ася. – Вот, в выходные тоже одно кино смотрела, мне диск дали, так оно знаете как называлось? «Зомби в стране каннибалов»! Ничего названьице, правда?
Катя с Тимуром выразительно переглянулись, дав друг другу понять, что комментировать слова этой дуры не собираются.
– Ладно, пойду, – Асина голова исчезла. – Мне еще текст сегодня писать! – гордо и громко договорила она в коридоре.
– Текст ей писать! – фыркнула Катя. – Лев Толстой!
– Аккуратней в выражениях, – посоветовал Тимур. – Настучит, будешь знать, как над талантом насмехаться!
Ольга, дорисовав новый вариант автопокрышки, встала, взяла листок и решительно направилась к Дунаеву.
– Ну что мне с тобой делать, Громова? – скривил тонкие губы Денис и брезгливо отодвинул от себя эскиз. – Опять не то!
– Что значит не то? – тихо спросила Ольга. – Я уже устала это слушать. Может, объяснишь все-таки, что для тебя то?!
– Я тебе ничего объяснять не обязан. И не буду! – ухмыльнулся Дунаев.
– Потому что сам не знаешь, чего хочешь! – закричала Ольга.
– Ну-ка, не смей на меня орать! Уволю к чертовой матери! – Ухмылка переросла в отвратительную гримасу – брезгливо-презрительную, словно перед ним стояло ничтожное существо, а он вынужден смотреть на него и слушать…
– Что? Что ты сделаешь? – опешила Ольга.
– Что слышала! И Грозовский тебе не поможет! – Дунаев пнул мусорную корзину, стоявшую рядом со столом, и порванные бумаги, окурки и чайные пакетики высыпались к ногам Ольги. – Не обольщайся! – прошипел он. – Что, все забыть не можешь, что ты в любовницах у шефа числилась?! Так пора бы! Бывшая ты любовница! Бывшая! А это совсем другое дело!
– Подонок, – глядя в его прозрачные глаза, сказала Ольга и вышла, стуча каблуками и не потрудившись закрыть за собой дверь.
Она зашла в кабинет художников, под вопросительными взглядами Тимура и Кати взяла сумку, молча оделась и ушла.
Насовсем.
В никуда.
Ольга брела по улице, в лицо валил снег и дул ветер, а она думала, думала…
Все двери перед ней захлопываются. Почему? Может, это наказание за ее неумение прощать?
Ну, значит, выход один – жить в душном, тесном, глухом тупике. Одинокой, несчастной и бедной, зато не потерявшей к себе уважение…
Прошла пара дней, как Ольга не появлялась в «Солнечном ветре», а на третий – результат не заставил себя ждать, опять на кухне, но на этот раз не за жаркой пельменей, а за добыванием кабачковой икры из банки, которую Наде исправно присылали деревенские родственники.
Грозовский мазал ее на хлеб, откусывал, снова мазал, опять откусывал и размышлял – сделать яичницу или все же дождаться Надю и приказать, заставить, упросить, в конце концов, приготовить что-нибудь пожрать человеческое.
Котлеты, например, из индейки. Или пирог с капустой. А лучше – и пирог, и котлеты, и борщ.
– Ты должен что-то немедленно сделать!
Надя опять влетела в кухню в шубе и сапогах. Научилась же заходить в квартиру неслышно, удивился Дима, не прекращая методично поглощать икру с хлебом.
– Ольга уволилась, а ты даже не поговорил с ней!
– Опять я тебе что-то должен, – вяло отреагировал Грозовский. – Она даже не удосужилась мне об этом сообщить. О том, что Ольга уволилась, я вообще узнал самым последним.
– Интересно! Как это последним?! – Надя сняла шубу и зашвырнула ее на стол, снайперски сбив банку с икрой Диме на джинсы. – Ты же подписываешь заявления! Ты ее заявление подписал или нет?
– Нет. – Грозовский поставил банку на стол, а икру смахнул с джинсов на пол. – Не подписал, но подпишу. Я тебе уже говорил, бизнес есть бизнес.
Надя посмотрела на него так, будто увидела впервые.
– А дружба как же?! – дрожащим голосом спросила она. – Ведь Ольга наш друг, Димочка.
– В бизнесе нет понятия дружбы, – отрезал Грозовский.
Ему расхотелось котлет из индейки, пирога с капустой и даже борща…
Потому что он тоже видел себя таким впервые.
Надя развернулась и, понурив рыжую голову, поплелась вон из кухни.
