только увидел под заголовкам портрет сына.
– Простите. – Он вырвал газету у дядьки, быстро пробежал глазами статью.
«Одна из крупнейших строительных компаний страны, «Стройком», организованная предпринимателем Сергеем Барышевым, признана несостоятельной (банкротом), сообщили нам в Арбитражном суде. Решение было принято на основании заявления кредиторов компании, перед которыми у «Стройкома» образовалась непогашенная задолженность в размере ста пятидесяти миллионов долларов».
– Так ему и надо, буржую, – проворчал дядька, не выразив неудовольствия тем, что у него отобрали газету. – А то разбогатели на народном добре…
Не дослушав его, Леонид Сергеевич выскочил из вагона – благо поезд остановился. Он побежал налево, потом направо…
Где же здесь кассы-то?
– Скажите, где здесь можно купить билет на самолет? – бросился он к человеку в полицейской форме.
– Ну, это точно не здесь, – хохотнул тот. – Это вам на улицу 1905 года.
Ближайший самолет оказался через четыре часа.
Леонид Сергеевич успел заехать домой, сменить деловой костюм на джинсы и свитер и позвонить в институт.
– У меня с сыном беда, – сказал он декану. – Нужно срочно уехать.
– Знаем, – вздохнул декан. – В новостях только об этом и говорят… Езжайте спокойно, Леонид Сергеевич, заменим чем-нибудь ваши лекции.
Хуже всего было то, что ни по одному из телефонов Сергей не отвечал. В «Стройкоме» тоже не брали трубку.
Это еще не конец света, успокаивал себя Леонид Сергеевич все четыре часа полета, но понимал отлично – банкротство, может, и не конец… Но вместе с уходом Ольги для сына это может быть слишком сокрушительным ударом.
Нокаутом.
И нужно помочь ему подняться и оклематься – ведь не такой уж он и подлец, кому, как не отцу, это знать. Просто запутался. Почву потерял под ногами.
А все потому, что отродясь бабником не был и в бабьих хитростях не разбирался. Попался в капкан первой же стервы, а когда спохватился – поздно, жизнь искалечена.
Сын не только не отвечал на звонки, но и не открывал дверь.
Хотя охранник поселка сказал, что «Сергей Леонидович уже три дня никуда не выезжает».
Барышев-старший колотил кулаками и ногами в дверь, терзаемый самыми дурными предчувствиями.
– Сережа! – срывая голос, кричал он. – Открой! Открой немедленно!
Придется вызывать спасателей. Спасателей, «Скорую», а может быть – Ольгу?!
Неужели не примчится, узнав о несчастье?
Леонид Сергеевич обессиленно сел на крыльцо, дрожащей рукой отыскал в кармане телефон. В этот момент дверь дома открылась.
Небритый, бледный Сергей стоял, покачиваясь в дверном проеме, хватаясь за косяки. На Леонида Сергеевича пахнуло застарелым перегаром. Он вскочил, хотел броситься к сыну, но тот, покачнувшись и схватившись за дверь, чтобы не упасть, равнодушно пробормотал:
– А, отец… Прилетел? Заходи…
Сказав это, Сергей развернулся и пошел в дом, словно забыв о нем.
В гостиной на полу валялось с десяток бутылок из-под водки и виски, сигаретные окурки и газеты, газеты, газеты… Со страниц различных изданий хищно смотрели заголовки, ключевыми словами которых были «Банкротство «Стройкома». Каждый заголовок подкреплялся фотографией Барышева с осунувшимся лицом и мрачным взглядом.
Леонид Сергеевич пнул одну из бутылок, и она с грохотом откатилась к стене.
– Извини, у меня тут… некоторый беспорядок… Впрочем, не только тут…
Сергей повалился на диван и натянул на себя мохнатый плед, несмотря на то что был в свитере и джинсах. Похоже, он не раздевался и не брился уже несколько дней.
Леонид Сергеевич сел рядом с ним и взял с журнального столика недопитую бутылку виски.
– Это единственное, что тебе пришло на ум? – горестно покачал он головой.
– Ну, почему же… – Сергей зябко поежился. – Масса вариантов. Я могу, например, застрелиться. Хотя… Нет! Не могу! Оружия нет… Можно, конечно, удавиться, но это, насколько я знаю, весьма неэстетично… Правда. Синее лицо, вывалившийся язык… – Сергей приподнялся, забрал у отца бутылку и из горла стал пить виски.
– Прекрати! – Леонид Сергеевич, вырвав бутылку, отшвырнул ее в угол. Бутылка со звоном разлетелась вдребезги. Остро запахло алкоголем. – Перестань пороть чушь! Возьми себя в руки!
– Ты не представляешь себе, отец, сколько раз я слышал эти слова… – Сергей с силой потер руками лицо, словно пытаясь прогнать из головы хмель. – Похоже, все хотели от меня только одного – чтобы я взял себя в руки. А я не взял… И теперь меня взяли другие. Взяли в клещи… и задушили. Дурак я был, да, папа?
«Бедный ты мой, – подумал Барышев-старший. – Бедный, заплутавший пацан». Как тогда, в десять лет, когда в лесу потерялся, отбившись от группы грибников. Все по паре ведер белых набрали и вдруг хватились: а где Серега?
А Серега сидел на пеньке возле болота и, стиснув зубы, дрожал и молчал – даже «ау» ни разу не крикнул, боялся дураком выглядеть. Его тогда Тошка, овчарка, нашла.
– Ты что не кричал-то? – схватил его на руки Леонид Сергеевич.
– А ты учил всегда самому справляться и помощи не просить, – ответил продрогший сын.
– Дурак, – выругал его тогда Барышев-старший. – А если б в болоте тонул, тоже не крикнул бы?
– Нет, – упрямо набычился Серега. – Чего позориться-то?
Вот и сейчас – сидит на краю болота, виски глушит, и ни «ау», ни «помогите» – чего позориться…
– Дурак, – не дождавшись ответа, сказал сам себе Сергей. Нагнувшись, он взял с пола ворох газет и потряс ими перед Леонидом Сергеевичем. – Видишь, опять про твоего сына все написали… Вот, смотри… – Он одну за другой стал выхватывать газеты из пачки и бросать их на пол. – Вот… вот… И здесь… и тут… Я стал знаменитым, папа! А знаешь, это даже хорошо… Без этого… – Он потряс оставшимися газетами и запульнул ими в телевизор. – Без этого картина была бы неполной! В ней не хватало завершающего мазка. Стильно! В этом есть законченность. Я потерял жену, семью… а теперь потерял все остальное! У меня нет ничего! – Он с бравурной веселостью ударил себя по коленкам. И тут же, сменив ернический тон на серьезный, добавил почти по слогам: – У ме-ня ни-че-го нет!
Леонид Сергеевич крепко взял сына за плечо и легонько встряхнул.
– Я знаю, как тебе сейчас плохо, – тихо сказал он. – Но поверь мне, все проходит. Пройдет и это. Надо жить, сын. Не гневи бога… Ты здоров, руки-ноги на месте, голова на плечах!
Сергей закрыл глаза и будто не слышал его.
– А может, ну его к черту, а? – Леонид Сергеевич встал и прошелся по комнате, пиная пустые бутылки и газеты. – Ты же прекрасный строитель! Замечательный специалист. Ну не всем же быть олигархами! Да шут с ними, с деньгами! Не в них счастье! Пропади они пропадом!
Сергей сел, опустив ноги на пол, и снова с силой потер лицо.
– Ты не понимаешь, отец! Не понимаешь! – с болью произнес он. – Моя жизнь кончилась в тот самый момент, когда от меня ушла Оля. Не надо стреляться и вешаться, я давно уже мертвый, отец. И мне сейчас все равно, есть у меня деньги или нет. Это не имеет никакого значения. – Он нащупал на столе сигареты, закурил на ощупь, словно слепой. – Все это время я пытался как-то жить, заниматься делом, я старался… Но у меня ничего не получалось! Я не мог ни о чем думать, ни о чем! Я ложился и вставал только с одной мыслью, мыслью о ней! И эта мысль жгла мне душу, лишала сил, воли, разума… Она не дает мне покоя и сейчас. Я не могу без Оли, я пробовал – не вышло… – Сергей говорил все тише и тише, словно силы покидали его, он забыл о сигарете, тлеющей между пальцев.
– Хочешь, я поговорю с ней? – Леонид Сергеевич забрал у него сигарету и затушил в пепельнице. –
