Ее прервал звонок в дверь.
– Это кто? – нахмурилась няня.
– Не знаю, – пожала плечами Ольга.
Анна Алексеевна хмыкнула и распахнула дверь, предварительно глянув в глазок.
В дверном проеме возник огромный букет белоснежных роз – штук двести, не меньше, а может – триста.
– Это вам! – выглянул из-за букета Алексей и вручил цветы няне.
Ольга ждала что-то вроде «И почему я терплю?!» – она уже видела, как няня швыряет букет в лицо Алексею и уходит, громко топая сапогами, но Анна Алексеевна вдруг зарделась, как юная девица, и, спрятав лицо в белоснежных бутонах, тихо переспросила:
– Мне?
Алексей поцеловал ей руку и сделал ужасную вещь – попросил посидеть с детьми еще часик- другой.
– Да с удовольствием, – пропела няня, убегая на кухню в поисках вазы.
Ольга прыснула, быстро оделась и вслед за Алексеем шмыгнула за дверь.
– Я ее никогда такой не видела, – рассмеялась она, когда они, словно нашкодившие школьники, бежали к машине. – По-моему, Анна Алексеевна при мне первый раз улыбнулась, честное слово!
– Вот что делает с женщиной простой букет цветов.
– Простой?! Да он просто фантастической красоты!
– Завидуете? – Алексей звякнул сигнализацией и распахнул перед Ольгой дверь большого черного «Гелендвагена».
– Я?! Завидую?! – Ольга не спешила садиться в машину, она стояла к Алексею совсем близко, глядя в его черные – итальянские – глаза.
– Не завидуйте, я вам еще лучше подарю. А она вами здорово командует, эта ваша Анна Алексеевна.
– Иногда человеку нужно, чтобы им командовали, – задумчиво сказала Ольга и наконец, решившись, села в пахнущий кожей салон джипа.
– Вы удивительная женщина, – наклонился к ней Алексей. – Удивительная! Хотите, я напишу для вас стихи?
– Вы пишете стихи? – удивилась Ольга – ей было неловко от того, что он стоит так близко к ней.
– Никогда не пробовал, но сейчас мне кажется, что у меня должно получиться. Ради тебя я готов на все. Даже на муки творчества.
– Хорошо. Ты меня уговорил. Мучайся, – улыбнувшись, согласилась Ольга и захлопнула дверь, отсекая от себя этого знойного «итальянца».
– Мы куда? – уточнила она, когда Алексей сел за руль.
– В ресторан, разумеется. И разумеется, в итальянский.
– Но я не одета!
– Одета! Причем лучше всех!
Алексей рванул с места, из динамиков громыхнула ария Фигаро[2] .
Он был невозможный.
Слишком шумный. Слишком настойчивый.
У Ольги возникло ощущение, что он тоже ею командует – как Анна Алексеевна.
Ну и пусть. Так приятно, когда кто-то решает все за тебя. Особенно если этот «кто-то» – умный, симпатичный и, кажется, очень добрый.
Они были одни в полутемном зале, потому что Алексей откупил на вечер весь ресторан.
Нет, он не хотел выпендриться, он просто боялся, что Ольга будет чувствовать себя скованной при других посетителях, а его задачей было раскрепостить ее полностью, докопаться до ее легкой, веселой сути, которую он нутром чувствовал. Хотя нет, конечно, если быть честным перед самим собой – он хотел выпендриться. Причем по полной. Хотя отчетливо понимал, что она и покруче видала «принцев», и зальчик всего на полсотни мест, декорированный свечами, на нее особого впечатления не произведет.
– Хочешь потанцевать? – тихо спросил Алексей, когда бутылка Brunello di Montalcino опустела.
– Хочу. Я не танцевала, наверное, лет сто.
Ольга встала, подошла к нему, положила легкие руки на плечи.
Об этом он и мечтать не мог. Она должна была отказать. Сказать что-то вроде «Нет, нет, я не танцую». А она обняла его со словами: «Я не танцевала, наверное, лет сто».
Скрипач на сцене тряхнул шевелюрой и заиграл «Dicintecello vuie»[3] .
– Так тебе перевалило за сто? Я думал, тебе не больше девяноста пяти.
– Мне девяносто девять, – шепнула Ольга. – Но выгляжу я на восемьдесят.
– Ты выглядишь потрясающе! – Сколько раз говорил он эту банальность, но никогда – так искренне. Танец только подтвердил его опасения. Он пропал – совсем, с головой, с потрохами, и его холостяцкий образ жизни, которым он так гордился и который любил, ему отныне не нужен.
Он готов сдаться в плен этим глазам, этим рукам, этой улыбке – добровольно капитулировать и получить пожизненный срок.
Это было новое чувство для Алексея – странное, непривычное, рождающее эйфорию и полную беззащитность одновременно.
Что теперь с этим делать?
Он поступил, как обычно, хотя не должен был этого делать, – прижал покрепче Ольгу к себе и, едва касаясь губами ее уха, шепнул:
– Поедем ко мне?
Она согласилась, хотя он был уверен, что откажет.
Он начал делать глупости сразу – едва они переступили порог его шикарной комфортабельной берлоги в триста двадцать квадратов.
Он слишком поспешно помог ей раздеться. Чересчур страстно схватил в объятия, не предложив для приличия кофе… Очень уж жадно впился поцелуем в желанные губы – просто сил не было ждать, разводить сантименты и говорить комплименты. Он решил действовать быстро, нахрапом, не давая Ольге опомниться – и это было самой большой его ошибкой.
Впрочем, она ответила на его поцелуй. Дала в бешеном порыве страсти довести ее до дивана и даже позволила расстегнуть блузку…
Когда Алексей уже был уверен, что какие-то высшие силы помогли ему быстро и удивительно легко покорить Ольгу, она вдруг оттолкнула его – так резко и сильно, что он едва не упал с дивана, нелепо взмахнув руками.
– Нет! – она вскочила, лихорадочно застегивая пуговицы. – Я не могу… Думала, что смогу. Господи, нет…
Она выскочила в коридор, схватила сумку, наспех накинула шубу, наклонилась застегнуть сапоги.
– Подожди! – Он хотел остановить ее, не дать уйти, но почему-то только помог справиться с замками – сначала на сапогах, потом с дверным.
– Я тебя отвезу, – он схватил пальто.
– Не надо! Я возьму такси.
Ее каблуки застучали по лестнице.
– Прости меня! – донеслось снизу из подъезда. – Прости! Дело не в тебе, ты очень хороший! Дело во мне…
Алексей закрыл дверь, сполз по стене на пол…
– Болван! – вслух обругал он себя. – Дурак, идиот…
Кто ж такую женщину из ресторана тащит в постель…
Кретин. Алексей схватился за голову, хотя этот жест отчаяния был не в его натуре.
Ну, ничего. Он исправит ошибку. Тонко, интеллигентно и благородно. Как того заслуживает Ольга.
