– Го-то-во! – пронзительно крикнул один из них.
Человек в очках махнул рукой и натянул шнур. Мальчишки приподняли змей, и тотчас его подхватил ветер: хвост оторвался от земли и длинными удилами повис в воздухе. Все на мосту увидели, что змей имеет форму удлиненного шестиугольника и наружную выпуклость.
– Не то, что мы делали, этот, видать, на иностранный манер – ишь как круто забирает в высоту.
– Да, хорошо летит. Важно!
– А кто это запускает змей? – спросил Стрешнев.
– Известно кто! Молодой учитель… У него каждый день какая-нибудь причуда.
– Раньше шары пускал, а теперича вишь – змея…
– Смотрите, смотрите, садится!
Змей неожиданно начал снижаться над огородами. Мочальный хвост уже упал на грядки, вот-вот клюнет носом и сам змей…
Когда до земли было не больше аршина, из-за куста выскочил котенок и стремительно прыгнул на змея, вцепился в дранку. Змей дрогнул, но в тот же миг был подхвачен резким порывом ветра и взмыл выше прежнего.
– Ой, котенок! – крикнула женщина на мосту.
– А ля-ля! – закричали мальчишки. – Ура!
Учителю не было видно котенка, так как тот прицепился с другой стороны змея. Он стал распускать шнур, и змей пошел выше и выше.
– Да, что же вы стоите, мужики, ведь убьется котенок-то, – закричала баба с ребенком.
– Туда ему и дорога, пусть не лезет, куда не след, – сказал степенный мужчина в купеческой поддевке.
– Это бесчеловечно, господа! – вмешалась, подбежав, молодая женщина в модной шляпке. – Крикните им! Крикните!
– Бесполезно, барыня. Учитель глухой – все равно не услышит.
В огород выскочила босоногая девочка и, увидев, что змей поднял котенка, заплакала.
Стрешнев сбежал с моста, закричал:
– На змее котенок. Он может сорваться. Снижайте скорей!
– Котенок?.. Тогда помогите!
Они вдвоем стали подтягивать змея, бросая шнур на землю.
– Нет, так медленно… Вы держите шнур, а я побегу и буду пригибать его к земле.
Учитель одобрительно кивнул. Стрешнев, обвязав руку платком, положил ее на шнур и побежал вперед. Змей быстро снизился, перепуганный котенок спрыгнул и опрометью бросился к дому.
Стрешнев взял змея и подошел к учителю.
– Все обошлось благополучно.
– Я очень рад. Благодарю вас… Впрочем, позвольте представиться: учитель уездного училища Циолковский.
– Рад познакомиться. Стрешнев, бывший учитель гимназии… Теперь, кажется, буду работать вместе с вами.
Циолковский сквозь очки удивленно посмотрел на высокого Стрешнева, на его гимназический вицмундир. Спросил сочувственно:
– Не по своей воле?
– Не по своей, – вздохнул Стрешнев.
Циолковский помолчал. Потом заглянул в голубые добрые глаза Стрешнева:
– Если у вас здесь никого нет, я рад быть вашим другом. Заходите запросто. Я живу близко. Вон видите, домик с громоотводом? Я всегда дома.
Стрешнев обрадованно улыбнулся:
– Я очень признателен вам. Непременно зайду. Непременно! – И он с благодарностью пожал худую, натруженную руку Циолковского.
Глава вторая
1
Получив письмо от Стрешнева, Лиза Осокина не сразу решилась ответить той депешей, которая привела его в состояние восторга.
Она много думала, вспоминая пережитое. Плакала, закрывшись в своей комнате, но никак не могла принять решения…
Ей вспомнилось, как однажды ночью на даче, когда она была еще подростком, вдруг налетела буря и разразилась сильная гроза. В доме никто не спал. Все забились в глухую переднюю, закрыли двери и там, при дрожащем свете свечи, просидели до утра.
Когда совсем рассвело, Лиза вместе с матерью вышла на балкон и увидела вывороченные бурей две огромные ели. А между ними стояла тоненькая белая березка, в остром изломе склонив к земле пышную зеленую крону. Лизе так стало жаль эту березку, что она заплакала и побежала в столовую, где завтракал отец.
– Папа! Папочка! Пожалуйста, позови садовника или лесника – буря сломала мою любимую березку.
Отец позвал садовника. Они вдвоем выпрямили березку, сделали опору, место излома замазали глиной, забинтовали. Казалось, все поверили, что березка оживет. Лиза была счастлива и, прыгая, весело напевала:
Но прошло несколько дней, и листья березки стали жухнуть, увядать. Пришел садовник, посмотрел и грустно покачал головой:
– Толку не будет, барин.
– Неужели она совсем погибнет? – со слезами в голосе спросила Лиза.
– Спилим вершину, – может, по весне и зазеленеет…
Лизе было так жаль березку, что она разревелась и стала проситься в город. Родители, боясь, чтоб у нее не сделалось нервного расстройства, переехали в Питер.
Лет через шесть Лизе снова случилось побывать в этих местах. Она вспомнила про свою березку и вошла на участок знакомой старой дачи. Тополя и липы теперь поднялись высоко и красовались могучие, пышные. А между ними стояло маленькое кургузое уродливое дерево с потемневшим стволом, с корявыми, бурыми ветвями, покрытыми редкой листвой.
«Неужели это та самая белая стройная березка?» – подумала Лиза, и ей стало не по себе…
Теперь, думая над письмами Сергея Стрешнева, она вспоминала эту историю и почувствовала себя такой же надломленной березкой. Ей казалось, что будущее не сулит ничего хорошего. Она закрывалась в своей комнате и целые дни проводила в уединении. Родители были вынуждены сказать в училище, что она больна…
Однажды, когда на душе у Лизы было особенно тяжело, она услышала за дверью голос матери:
– Лизонька! Слышишь ли? Ведь Сережу-то спасти можно… Ты бы сходила к адвокату Верховскому, у которого он уроки давал. Отец говорит, что у них в доме сенаторы бывают… Может, и замолвят словечко.
Лиза вспомнила, как мужественно поступил Сергей, когда на черной колеснице увидел Кибальчича. «Что же я размякла? А еще хотела стать подругой Кибальчича… Нет, так нельзя… Надо взять себя в руки…»
Как-то вечером Лиза, увидев, что мать в спальне одна, бросилась к ней, обняла, заплакала:
– Мамочка, родная! Мне трудно, я мучаюсь и не знаю, что делать.
– Ничего, касатка, ничего. Давай посоветуемся, поговорим. Ум хорошо, а два лучше. Может, чего и придумаем.
Лиза рассказала все, что до сих пор хранила в тайно. Рассказала о своей любви к Кибальчичу и о слове, данном Сергею.
– Я не знаю, мамочка, что делать. В моем положения остается одно – идти в монастырь.
– Полно, милая. Какие ты страсти говоришь. Чай, с Сергеем-то ты больше трех лет дружишь. Все вас считают женихом и невестой. А что другого полюбила – не беда. Мы не вольны в своих чувствах… Теперь уж что об этом толковать, коли человека нет в живых. Царствие ему небесное.
