жахнут. А на то, что повсюду срамят да ругают, уже и внимания не обращаешь. А что поделаешь? Ничего… Приказано!
За чаем Аня выслушала инструктаж. Прощание со старым Горобцом получилось коротким, но трогательным. Дед тяжко вздыхал и все не снимал свою тяжелую руку с ее плеча. На улице Аня взяла «полицая» под руку и неторопливо пошла с ним прочь от дома, где остался в своем одиночестве славный старик, похожий на богатыря с картины Васнецова.
Утро было ясное, солнечное и морозное. Звонко поскрипывал под ногами свежий, выпавший ночью снежок. Не спеша прошли через весь город. Степан оказался очень веселым парнем и всю дорогу смешил девушку.
— Смотри, смотри, вон на того пузатого! — шептал он. — По той стороне идет, видишь, в белой шапке? Это наш начальник управы, бургомистр. Вот бы у него морда вытянулась, узнай он, с кем я иду…
Девушка смеялась и в тон Степану весело болтала о разных пустяках, чтобы каждому прохожему стало ясно, до чего легкомысленна подружка дюжего полицая.
Так они дошагали до окраины города, до лесопилки. Зашли в дощатый сарайчик, приспособленный под контору.
Внутри было почти пусто. У окна стояли грубый стол и две скамейки. Топилась полуразвалившаяся печка. Сквозь щели между кирпичами тянул дымок. Возле печи, на перевернутом ведре, сидела пожилая женщина.
— Андревна, — обратился к ней Степан, — отведи ее к нашим, — он показал на Аню, — а я подежурю.
Женщина кивнула, поднялась с ведра и направилась к двери.
Пересекли двор, протиснулись в какой-то проход между бревнами, наваленными здесь высокими штабелями, потом, согнувшись, чуть не на четвереньках, пробрались через еще более узкий лаз, и, наконец, оказались перед небольшой, свободной от леса площадкой. Там сидели четверо мужчин и девушка.
Познакомились. Вернее обменялись паролями. Провожатая ушла обратно.
— Ну, не будем терять понапрасну времени, — сказал мужчина, который по летам годился остальным в отцы. — Несите хлопцы «подарки» Гитлеру. Давай, товарищ, начинай урок, — добавил он, когда Аня, оглянувшись, обнаружила все свое подрывное имущество. Не было только взрывчатки, но старший протянул ей две толовые шашки, и урок начался.
Аня объяснила, как надо обращаться с различными минами и взрывателями, где их лучше применять. Она оказалась строгой, терпеливой и толковой преподавательницей. По нескольку раз объясняла одно и то же и требовала, чтобы ее ученики усвоили урок на «отлично», умели на ощупь определять каждую самую мелкую деталь мины:
— Работать вам придется в кромешной темноте, вслепую, действовать будете только на ощупь.
Она заставляла своих учеников завязывать глаза и так устанавливать мины.
С особенным интересом выслушали будущие подрывники ее рассказ о сюрпризных минах, о характерных примерах их применения.
Аня не забыла объяснить и то, как из обычной толовой шашки с вставленным детонатором, обмазанной чем-либо липким и припудренной угольной пылью, получается грозная «угольная» мина, которую используют для подрыва паровозов и котельных топок. Удивленные слушатели с интересом разглядывали белые, похожие па аспирин таблетки, каждая из которых, попав в буксу вагона, была способна вызвать пожар. Узнали будущие минеры и про знаменитые магнитные мины.
Занятия в филиале «партизанской академии», вернее в «подпольной академии», продолжались несколько дней кряду.
Уставшую, утомленную Аню уводил к себе Степан, где его мать не жалела для девушки ни ласки, ни заботы, ухаживала за нею, как за родной дочерью.
На «экзамены» пришел сам Семен Михайлович. Сел в сторонке и с большим вниманием стал наблюдать, как его товарищи отвечают на вопросы, как обращаются с минами. Неуспевающих не оказалось, и он сердечно поблагодарил Аню:
— Ну, теперь тряхнем мы фрицев! Спасибо, родная, за помощь!
Когда же подпольщики разошлись, Семен Михайлович сообщил Ане, что в Мозырь он пошлет теперь своих людей.
— А вам, Аня, командование приказало возвращаться в соединение.
До ближайшей деревни девушку должен был довезти Степан, а там передать своим связным, которые переправят ее в местный отряд. До родного соединения Федорова ей помогут добраться уже отрядные разведчики.
Степан ушел чуть свет, а ближе к полудню подкатил на розвальнях. В Анину кошелку уложили несколько толовых шашек для стрелочницы на переезде, прикрыли их сверху и не спеша тронулись в путь.
До железной дороги доехали без всяких происшествий, но там случилось непредвиденное: у будки вместо женщины, которая должна была их ждать, стоял полицай и неумело переводил стрелку. Степан перекурил с ним и узнал, что стрелочницу забрали гестаповцы.
— А меня вон за место ее назначили на время! Черт подери! — выругался предатель.
«Посочувствовав» ему, Степан стеганул лошаденку и погнал ее прочь от переезда.
Через несколько часов приехали в небольшую деревушку, что была совсем рядом с райцентром. Остановились заночевать у каких-то Степановых знакомых.
Едва вошли в дом, как на дворе поднялась метель, загудел, наметая сугробы, ветер. Аня прилегла, тотчас уснула и увидела странный сон. Ей приснилось море. Будто она вместе с Костей стояла на берегу и собиралась нырнуть в пенистые волны. Ей было хорошо и спокойно. Она глядела на горы, снежно сверкающие под солнцем, и улыбалась. И вдруг она заметила, как прямо на Костю, поднятый чудовищной волной, двинулся паром, тот самый паром… Костя, как заколдованный, сел на него, схватил почему-то весла, а не шест, и начал грести к берегу. Аня тоже попыталась прыгнуть на паром, но в ту минуту громадный пенистый вал обрушился на паром — и все стихло. Пролетела чайка, уронила белое перо. Оно медленно кружилось в воздухе…
— Аня! Аня! — слышался голос Кости. — Аня! Аня!
Девушка открыла глаза и увидела склонившуюся над ней хозяйку дома.
— Аня! Аня! — тревожно звала женщина.
— Случилось плохое? — встревожилась девушка, вскочила и начала быстро одеваться.
Оказывается, чуть свет Степан ушел в управу узнать новости, а там, поскользнувшись, упал и сильно стукнулся головой. Он был без сознания, когда его положили в сани и отправили в город.
Аня поняла, что она осталась одна и на чью-либо помощь теперь рассчитывать нечего.
Наскоро умывшись и перекусив, она предусмотрительно объявила хозяйке, что пойдет в управу.
На улице призадумалась. Идти в управу — незачем. Податься обратно в город — далеко, да и, пожалуй, тоже ни к чему. К югу от села — партизанская зона. Значит, туда и надо держать путь…
Показав свой документ полицаю, охранявшему выход на проселок, Аня хотела идти дальше, но, видимо, желая пофлиртовать с нею, полицай начал расспрашивать, кто она, куда идет и зачем. Подошел второй полицай и, не долго думая, облапил девушку, приговаривая:
— А вот мы ее сейчас обыщем и все сами узнаем.
Аня вырвалась и оттолкнула его. Не удержавшись на ногах, падая, тот схватился за ее кошелку. Кошелка сорвалась с руки и раскрылась. На снег вывалились туфлишки, расческа, моток ниток и две желтые толовые шашки. Полицаи опешили.
— Вот, черти, из-за вас мыло рассыпала! — зло, подавляя волнение, выговорила Аня и принялась собирать раскиданные вещи.
— Мыло? — Полицай вырвал кошелку из ее рук и выхватил оттуда брусок тола. — Это мыло?! — Он сунул плитку ей в лицо. — Мыло, говоришь? Я тебе покажу, ты у меня узнаешь!
Второй полицай, приблизившись к девушке, передернул затвор винтовки и пальнул вверх.
Остальное виделось ей как бы в тумане. На выстрел прибежали другие полицейские. Их старший принялся торопливо докладывать кому-то по телефону о задержании партизанки со взрывчаткой.
Медлить было нельзя ни секунды. Иначе — конец. Надо было как-то оттянуть развязку, как-то сбить
