предателей с толку. Страх? В то время он словно бы совсем исчез. Страха не было. Было громадное, всепоглощающее желание жить. Жить, жить! Во что бы то ни стало! Умереть никогда не поздно.
— Я партизанка? Ну и дурак же ты! Да это же мыло! Я взяла перед отъездом на квартире у отца. Может, ты забыл, кто мой отец? Тогда получше почитай мою справку! — дерзко глядя в глаза полицаю, кричала Аня, — ты почитай, почитай!
Старший озадаченно прочел документ, сказал:
— Ладно, пусть посидит в погребе хотя бы и за «дурака», а там приедет следователь из города, разберет, скажет свое слово.
И сгоряча, даже не обыскав как следует, приказал посадить девушку в холодную.
РЫЖОВ ПОСТУПИЛ ИНАЧЕ
Пообвыкнув в темноте, Аня стала обследовать место своего заключения. Окон нет. Обыкновенный крестьянский погреб. Где-то вверху слабо светится отдушина величиной с ладонь. На полу — гнилой, проросший картофель, старое тряпье, полуистлевшая рваная обувь. Поднявшись по ступенькам, Аня ощупала прочную дверь, потом прильнула к ней ухом и услыхала скрип снега под ногами топтавшегося снаружи часового.
О побеге нечего было и думать. Оставалось одно — ждать. Отыскав место почище, Аня присела отдохнуть, но холод был слишком силен: в управе полицаи сорвали с нее полушубок, а вернуть «забыли». Аня поднималась на ноги, приседала, махала руками, пытаясь хоть немного согреться, но это помогало всего на несколько секунд. Тогда она сунула коченеющие пальцы в голенища валенок. Рука нащупала рукоятку «вальтера». Вынула пистолетик, вытащила из него обойму, пересчитала патроны. Пять.
Вспомнились рассказы ребят о пытках в полиции и гестапо. Вздрогнула от ужаса: ее поведут на пытки, будут бить, бить, бить… Будет кровь. Ее кровь. Над головой тускло светилось маленькое, всего в ладонь, отверстие. Оно подтверждало: «Выхода нет».
Девушка чувствовала в руке тяжесть металла, и мысль, новая, возбуждающая и вместе с тем охлаждающая, родилась невольно, вроде сама собой: «А может это? К виску и все. И нет ничего — ни полицаев, ни пыток. Ничего, ничего…»
Стремительно замелькали эпизоды жизни: дом, школа, выпускной вечер, и, наконец, лес, товарищи по оружию. «Как, как же она могла забыть про них, про тех, кто ждет ее, верит ей?!»
Аня прикусила губу. «Разве так заведено у них в отряде — раз и пулю в лоб? Разве после этого не назовут тебя трусом? Смерть тоже должна быть разумной и мужественной… Как у Рыжова. Рыжов поступил совсем по-другому, он поступил иначе…
Уже тяжело раненный, он добровольно остался прикрывать отход своей группы. Бился до последнего патрона, а затем, вставив в заряд тола взрыватель, встал с поднятыми руками. Когда гитлеровцы набросились на него, он ногой ударил по взрывателю и уничтожил семерых фашистов.
Так же героически погиб и юный Вася Коробко. Окруженный врагами, паренек отстреливался, пока не кончились патроны. Когда же враги догадались, что стрелять ему больше нечем, и кинулись наперерез — раздался взрыв противотанковой гранаты… А командир группы подрывников Лебедев? Раненый на насыпи железной дороги, он даже не попытался уползти в лес, а кинулся с миной под паровоз мчавшегося поезда.
Ане представляются раздумчивые голоса.
«Да, оплошала наша дочка! С перепугу видно… А ведь такой вроде смелой казалась»…
Нет! Про нее еще рано так говорить!
И девушка решительно засунула пистолет поглубже в валенок: в себя выстрелить никогда не поздно. На это потребуется всего одна пуля. Значит, надо выбрать цель для других четырех пуль, надо только не нервничать, не спешить, а выждать…
Снаружи послышался шум, лязгнул засов, ржаво проскрипев, открылась дверь.
— Выходи!
Аня, не торопясь, поднялась по ступенькам, согнувшись, переступила порог и зажмурилась. После темноты погреба было больно смотреть на ярко-розовый, искрящийся в лучах заходящего солнца снег.
— Ну, что стала! — простуженно прохрипел полицай и грязно выругался.
— Шагай, шленда! — крикнул другой и стволом винтовки больно ткнул в спину.
Аня все-таки не спешила. Опустив голову, она исподтишка наблюдала за улицей. Улица была пустынна. Лишь у здания управы стоял часовой да какой-то возница задавал сено паре лошадей, запряженных в расписные санки-возок.
«Бежать? Да, бежать, но в спину смотрят дула полицейских винтовок. Пока бежать бессмысленно…»
Подошли к крыльцу.
— Ну, я пока смотаюсь до хаты! — сказал один из полицаев и, закинув винтовку за спину, ушел.
— Иди, стер-рва! — прохрипел конвоир.
Аня поднялась на крыльцо.
— Сейчас ей следователь даст прикурить! — хмыкнул часовой. — Он шибко охоч до девок…
У Ани по спине пробежал холодок, противно ослабли колени. Когда вошли в темный узкий коридор, она едва не споткнулась. «А что если сделать вид, будто споткнулась, — мелькнула отчаянная мысль, — выхватить пистолет, выстрелить в конвоира?.. Нет, все-таки еще рано. Может быть, еще ей поверят, что она ошиблась и по незнанию приняла тол за мыло, ведь документ у нее настоящий — любая проверка это подтвердит! Надо играть до конца».
ЛЮБЕЗНЫЙ СЛЕДОВАТЕЛЬ
В помещении, куда ее втолкнул полицай, было темно от табачного дыма. И стол в углу, и сейф на деревянной тумбе, казалось, покачивались в этом дыму. Покачивался следователь, плотный, похожий на сейф.
— Ну-с, красавица, будем отвечать? — бархатным баритоном сказал он. — Его широкие брови сдвинулись, карие глаза уставились на девушку. — Пожалуйста по порядочку. Кто тебе дал взрывчатку? Куда, кому хотела передать?
— Я и хочу все по порядку, — обиженно и слегка капризно заговорила Аня, — я только не понимаю, почему меня схватили и привели к вам?
— Итак?.. — на лице следователя играла подбадривающая улыбка.
— Когда моего отца убили партизаны, я решила податься к тетке…
— Итак?.. — следователь улыбался уже широко, поблескивая крепкими белыми зубами. — Вынужден предупредить: малейшая ложь — и мы не поглядим на то, что девушка ты довольно миленькая.
— Ну, я и забрала из его сумки это мыло. Хотела на продукты обменять. В деревне. Вот и все.
— Ясно, — вздохнул следователь. — Все ясно.
На какое-то мгновение Ане показалось, что следователь поверил ей. Конечно поверил, иначе отчего бы он так улыбался? Сейчас он предложит ей сесть на один из стульев… Нет, он не предложил сесть, открыл ящик стола и вытащил из него ременную плетку. Опершись о стол, он медленно встал, обошел стол и очутился перед разведчицей.
— Итак, красавица оказалась неразумной. — Рука, зажавшая деревянную ручку плетки, размахнулась и ударила наотмашь.
— За что? — Аня вздрогнула от стыда и боли, стиснула кулаки, но сдержалась, не крикнула в лицо этому животному тех слов, каких он был достоин. Она все еще не теряла надежды. Ведь документы у нее в
