набекрень, так, чтобы околыш свисал вправо.
Де Гильб издал смешок, в котором слышалась скорее жалость, нежели веселье.
— С какой же целью ты носишь сей убор, добытый непонятно откуда? — поинтересовался Джавно.
— В нем есть какая-то магия, — ответил Кормик.
Абелийцы уставились на него со смесью удивления и ужаса.
— Когда он на мне, я ощущаю необычайную выносливость, — постарался объяснить монах. — С его помощью я хочу узнать, что позволяет поври выдерживать даже самые сильные удары.
— То есть ты носишь его для того, чтобы понять наших врагов? — уточнил отец де Гильб.
Кормик уже готов был согласиться, но почувствовал, что никак не может называть поври врагами после того, как они столь честно и благородно с ним обошлись.
— Я ношу его, чтобы лучше понимать наших соседей, — поправил он.
— Что ж, тогда носи на здоровье, — заявил настоятель, по-видимому, удовлетворенный таким ответом, и Кормик облегченно вздохнул. — Но пеняй на себя, если я увижу тебя без него.
Джавно захихикал. Тут только юноша понял, что великодушное разрешение отца де Гильба было не чем иным, как наказанием, прекрасной возможностью изолировать его от остальных монахов острова Часовни, заклеймив в их глазах.
— А что касается варваров, то они обязаны нам жизнью, — продолжал настоятель. — Разве ты не согласен, брат Кормик?
Молодой человек судорожно искал способ уйти от прямого ответа, но не находил.
— Да, — нехотя согласился он наконец.
— И спасены волшебством, которое даровал нам блаженный Абель?
— Да, святой отец.
— В таком случае они должны нам не только за наше великодушие.
Кормик озадаченно посмотрел на де Гильба.
— Должны не конкретно брату Джавно — впрочем, и ему тоже в какой-то степени, — а блаженному Абелю и богу, — объяснил епископ. — Это что-то вроде платы тюремщикам, хотя какие мы тюремщики? Мы простые стражи.
Кормику не понравилась логика отца де Гильба, но он был не в том положении, чтобы спорить.
— Да, святой отец, — ответил юноша.
— Стало быть, милость, о которой ты просишь, не в нашей компетенции, — рассудил настоятель. — Только бог может ее даровать. К счастью, в учениях блаженного Абеля сказано, кто достоин милости, а кто нет. Сейчас эти трое — заложники высшей власти, которой должны подчиниться. Лишь на этом условии бог наделил нас волшебной силой, исцелившей их смертельные раны, которые, напомню, им нанесли не мы.
— Вот только размера платы они не знали, — тихо возразил Кормик.
— Потому что были не в том состоянии, чтобы добиваться соглашения, — парировал отец де Гильб. — Да и какие могут быть переговоры? Мы посланы в Альпинадор, чтобы нести людям огонь божий. Никому из смертных, кроме самого блаженного Абеля, не довелось узреть его так ясно, как этим трем язычникам, за которых ты просишь.
— Но…
— Истина открылась им, брат Кормик. Если они отказываются ее видеть, то пусть остаются во тьме, — провозгласил отец де Гильб тоном, не терпящим возражений. — Во всех смыслах.
Кормик чувствовал, что Джавно, стоявшего рядом, просто распирает от самодовольства.
— Обращаться с ними будем хорошо, — сказал ему епископ.
— Разумеется, святой отец, — закивал Джавно.
— Но ради нашей безопасности они должны оставаться там же.
— Надолго? — осмелился спросить Кормик.
— Пока у них не откроются глаза или пока их не призовут праотцы, чтобы указать на то, какими глупцами они были при жизни. Итак, решено?
— Да, отец де Гильб, — отозвался юноша, снова потупив взор.
Настоятель жестом отпустил монахов, и Кормик машинально потянулся к берету.
— Не снимай! — свирепо окрикнул его отец де Гильб. Монах от неожиданности попятился. — Носи его всегда и не забывай зачем, — потребовал настоятель и, опять заметив непонимание в глазах юноши, сурово пояснил: — С какой целью мы здесь.
Кормик поклонился и зашагал к выходу, чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы. Джавно, шедший рядом, по-дружески, ободряюще потрепал его по плечу, хоть и сиял довольной улыбкой.
Узловатые пальцы старца Беддена коснулись в темноте ледяной стены — она была влажная. Это означало, что его грандиозный план, который мог бы показаться постороннему наблюдателю невероятно сложным, а на самом деле прекрасный в своей простоте, дает плоды. Старец торжествовал.
Все было так, как он задумал. Великаны, забивая огромные клинья, прокладывали путь для Д'но. Священный жар гигантского белого червя растапливал лед, образуя в морозной толще все новые туннели, а кровь троллей не давала им снова зарасти. Скоро Митранидун избавится от абелийской заразы.
Старец Бедден заметил череп, лежавший поблизости, и остановился, чтобы рассмотреть его. Нижняя половина была откушена, а большая часть кожи ободрана, но и этого оказалось достаточно, чтобы узнать останки.
Он поднял череп и заглянул Дантанне в глазницы.
— Что теперь скажешь, дружище? — спросил старец, усмехаясь. — Получил ты бессмертие, обещанное абелийцами? Оценили Древнейшие твою терпимость к новомодной ереси? — Лицо Беддена исказила злая гримаса. — Был ли ты готов к смерти, глупец Дантанна?
С этими словами старец просунул палец внутрь черепа и вонзил его в остатки мозга, кишащего личинками мух.
— Многие века мы ограждали людей от глупости, — декламировал старец Бедден, словно оратор с трибуны. — Мы предостерегали их, учили выживать, сеять и жать, лечить болезни. Но главное — слышишь? — главное в том, что мы готовили их к мраку вечности. Люди должны знать законы Древнейших, чтобы не быть беспомощными, когда за ними придет смерть. Они должны осознавать свое ничтожество по сравнению с богами, чтобы принять темную участь вечных слуг. Но тут появляются ученики ничтожного Абеля и проповедуют о милостивом, добром и всепрощающем боге! — вскричал старец, так вцепившись в череп, что оттуда выскользнул кусочек мозга и упал на ледяной пол. — Они соблазняют цветными камушками и разглагольствуют о бесконечной мудрости и мудрой бесконечности. Но все их пустые обещания и радужные фантазии нужны лишь для того, чтобы завлечь и обмануть. Ведь так, Дантанна? Скажи, приветствовал тебя негодяй Абель, когда зубы старца Д'но отрывали твою глупую голову от бренного тела?
Словно в ответ, за спиной послышался грохот. Бедден медленно положил череп на землю и обернулся.
Позади, встав на дыбы, клацал огромными жвалами белый червь, монстр, похожий на гигантскую многоножку. Его спина источала нестерпимый жар, способный вмиг растопить человеческую плоть. Под головой виднелись небольшие клиновидные отростки, помогавшие удерживать равновесие.
Старец засмеялся при мысли, что именно это зрелище было последним в жизни Дантанны.
— Бог льдов, презирающий холод, — приветствовал он червя и низко поклонился.
Д'но издал щелкающий звук, что-то среднее между шипением и рычанием, и принялся мерно раскачиваться взад-вперед. Тогда старец Бедден начал петь самую древнюю самхаистскую песню. На его месте не выжил бы никто, но колдун знал секреты. Тембр, ритм и интонация — все воплощало вековые знания о мире, о великих животных и о Д'но в особенности.
Постепенно белый червь отступал, затем перевернулся и исчез в одном из боковых туннелей.
Старец Бедден кивнул, еще раз убедившись в собственных возможностях и истинности своей веры, и снова поднял череп.
— А блаженного Абеля уже сожрали бы, — со смехом заметил он и отшвырнул череп Дантанны
