вверху рог.
Каммамури понял, с кем ему придется иметь дело, и сердце его замерло от страха.
– Носорог! – едва слышно воскликнул он. – Мы погибли!..
Он даже не поднял карабин, прекрасно зная, что пуля не пробьет эту толстенную шкуру, более прочную, чем стальная броня. Он мог бы попытаться поразить чудовище в глаз – единственное уязвимое его место, но страх промахнуться и быть растерзанным страшным рогом или растоптанным чудовищными ногами, побудил его сидеть тихо в надежде, что исполин его не заметит.
Носорог казался страшно рассерженным, что нередко случается с этим своенравным, грубым, жестоким и скудоумным животным. С проворством, невероятным при его сложении, он бросался, как сумасшедший, из стороны в сторону, яростно ломая и вырывая вокруг себя бамбук, проделывая широкие бреши в джунглях.
Время от времени он останавливался, шумно дыша, крутился по земле, как дикий кабан, взрывая землю ногами и втыкая в траву свой рог, чтобы потом снова подняться и начать свои нападения на бамбук.
Каммамури даже не дышал, чтобы не привлечь внимания зверя, и при этом он обливался потом так, словно сидел на крышке кипящего котла, и судорожно сжимал рукой карабин, ставший бесполезным, как железная палка. Он боялся, что животное, расправившись с бамбуком, двинется к пруду и заметит распростертого там Тремаль-Найка. Помешать этому он не мог: оставалось лишь в бессильном страхе ждать продолжения событий.
А носорог продолжал бесноваться в джунглях. Слышалось, как дрожит земля от тяжести его могучего тела, как с треском ломается бамбук, слышалось его тяжелое дыхание, сравнимое со звуком большой хриплой трубы.
Вдруг Каммамури услышал рычание тигра. На дереве, в десяти шагах от него, сидел этот полосатый хищник, забравшийся на одну из ветвей. Глаза его сверкали, а когти рвали кору.
Каммамури быстро вскинул ружье. Испугавшись этого движения, хищник спрыгнул вниз, чтобы скрыться в джунглях, но натолкнулся на носорога.
Два неустрашимых животных смотрели друг на друга несколько мгновений. Тигр, который, видимо, не желал связываться с этим свирепым гигантом, хотел обойти его, но не сумел.
Носорог заревел и бросился на него, опустив голову и выставив свой острый рог. Но тигр подпрыгнул и упал на спину колосса, вцепившись когтями в его толстую шкуру. Носорог еще сильнее взревел и повалился на спину, чтобы сбросить врага.
– Молодец, носорог! – прошептал Каммамури.
Оказавшись на земле, оба противника тут же поднялись и с молниеносной быстротой бросились друг на друга. Второе нападение было неудачным для тигра. Рог гиганта пробил ему грудь, подбросив в воздух на несколько метров. Тигр упал, рыча от боли и ярости, попытался вскочить, но снова взлетел еще выше, теряя потоки крови.
Носорог даже не ждал, пока тот упадет. Третьим ударом своего страшного оружия он его распотрошил. И, бросив на землю расплющил своими толстыми ногами, превратив в груду окровавленного мяса и разбитых костей.
Все это случилось в несколько секунд. Удовлетворенный своей победой, страшный колосс издал глухой рев и вернулся в джунгли, тяжело топоча и ломая по дороге бамбук.
Он ушел вовремя, поскольку в этот самый момент Тремаль-Найк, охваченный бредом и страшной лихорадкой, проснулся, зовя Каммамури.
Это делало положение особенно опасным, поскольку разъяренный носорог мог услышать голоса и внезапно появиться среди деревьев. Маратх хорошо знал, что от него невозможно спастись бегством, поскольку носороги догоняют даже самого проворного человека… Он подбежал к хозяину и наклонился над ним.
– Тихо! – сказал он, приложив ему палец к губам. – Если нас услышат, мы безвозвратно погибли.
Но Тремаль-Найк не слышал его. Весь во власти бреда, он безумно размахивал руками, и с его губ срывались какие-то бессвязные слова.
– Ада… Ада!.. – кричал он, страшно закатывая глаза. – Где ты, Дева пагоды… Ах, да! Я помню… Да, полночь! полночь!.. А они пришли, вооруженные, двадцать против одного… Почему у этих людей змея на груди? Сколько змей с головой женщины… Но они не пугают меня. Я охотник на змей… сильный! очень сильный! Я видел его, этого человека, который осудил тебя. Он жестокий и он хотел меня задушить…
И Тремаль-Найк разразился каким-то безумным смехом, который заставил маратха задрожать до глубины души.
– Хозяин, лежи тихо! – умолял Каммамури, слышавший, как проклятое животное бешено мечется неподалеку на краю джунглей.
Охваченный бредом, Тремаль-Найк посмотрел на него полузакрытыми глазами и продолжал еще громче:
– Была ночь, очень темная ночь, я спустился с высоты и увидел перед собой мое видение. Но там была эта страшная Кали. Зачем тебе это божество? Значит, ты меня не любишь?.. Ты улыбаешься, но я трепещу. Ты знаешь, как тебя любит охотник на змей. Может, у меня есть соперник? Горе ему!.. Смотри негодяи приближаются… Они смеются, ухмыляются и грозят мне… прочь отсюда, прочь, убийцы, прочь, прочь!.. У них еще и арканы, они разматывают их… Подождите, я приду и отомщу, убийцы. Вот я!.. Каммамури! Каммамури! Меня душат!..
Он вдруг сел, выкатив глаза, с пеной у рта и, грозя маратху кулаком, закричал:
– Это ты хочешь задушить меня? Каммамури, дай мне пистолет, и я застрелю его.
– Хозяин, хозяин, – бормотал маратх.
– Ах, ты… не знаешь, кто я? Каммамури, меня душат!.. Помогите! Помо…
Маратх заглушил его крик, быстро закрыв ему рот рукой и опрокинув на землю. Раненый яростно
