Однако пробираться во мраке среди коридоров темного подземелья было нелегко. Ни Тремаль-Найк, ни Каммамури не знали дороги, не представляли, в каком месте располагается храм. Но это были не те люди, что отступают перед трудностями опасностями.
Касаясь руками стен, ощупывая ногами пол, чтобы не угодить в какую-нибудь яму, они осторожно двинулись вперед в полном молчании, ибо поблизости мог быть часовой.
Скоро они оказались у отверстия в стене – чего-то вроде большой двери – на пороге которого остановились и прислушались.
– Слышно что-нибудь? – тихим шепотом спросил Тремаль-Найк.
– Нет, хозяин, только гром снаружи.
– Это знак, что казнь не началась.
– Я тоже так думаю, хозяин.
– Однако сердце у меня бьется так, будто хочет вырваться из груди.
– Это от волнения, хозяин.
– Ты думаешь, мы найдем пагоду?
– А почему нет?
– Я боюсь заблудится в этих коридорах.
– Смелее, хозяин, но мы должны быть бесшумны, как тени. Если кто-то услышит нас, все пропало.
– Знаю, Каммамури; держи тигра.
Тремаль-Найк нащупал ногой скользкие ступеньки и начал спускаться по ним, вытянув руки вперед и напряженно всматриваясь в темноту. Через десять ступенек он почувствовал под ногами гладкий пол галереи, которая плавно спускалась вниз.
– Ты ничего не видишь? – спросил он Каммамури.
– Ничего; мне кажется, что я ослеп. Эта дорога ведет в пагоду?
– Не знаю, Каммамури. Я бы отдал половину моей крови, чтобы зажечь немного огня. Какое ужасное положение!
– Вперед, хозяин! Полночь уже близко.
Тремаль-Найк вздрогнул при этих словах, и сердце его забилось в тревоге.
– О ужас! – воскликнул он сдавленным голосом. – Полночь!
– Тихо, хозяин, нас могут услышать.
Тремаль-Найк замолчал, подавив стон, и решительно бросился вперед, шатаясь, как пьяный, ища руками стены.
По мере того как он продвигался вперед, он чувствовал, что им овладевает странное состояние. Кровь шумела в ушах, сердце бешено колотилось в груди, начинались галлюцинации. Ему казалось, что он слышит вдалеке голоса, какие-то пронзительные звуки, словно кого-то там мучили, что видит огоньки, блеск пламени и даже тени, скользившие вокруг и пролетавшие над его головой.
Отбросив всякую осторожность, он быстро шагал все вперед и вперед, со сжатыми кулаками, с расширенными глазами, как будто во власти безумия. Он не обращал внимания на слова Каммамури, который умолял его умерить свое нетерпение. К счастью, раскаты грома доходили даже под эта темные своды, заглушая шум их шагов.
Вдруг охотник на змей натолкнулся на какой-то острый предмет, который слегка оцарапал его и порвал на плече одежду. Он замер и отшатнулся назад.
– Кто здесь? – спросил он, выхватывая из-за пояса нож.
– Что такое? – спросил маратх, приготовившись бросить вперед Дарму.
– Кто-то там впереди. Я натолкнулся на пику.
– Но Дарма совершенно спокойна.
– Может, я ошибся? Но это невозможно.
– Вернемся?
– Ни за что. Полночь приближается. Вперед, Каммамури!
Он хотел броситься вперед, но почувствовал, что то же острие снова вонзилось ему в тело. С глухим проклятием он протянул руку и схватил эту пику, торчавшую горизонтально на высоте его груди.
Он попытался потянуть ее к себе, но она не поддавалась; постарался согнуть ее, но и это ему не удалось.
– Что это значит? – прошептал он.
– В чем дело, хозяин? – спросил за спиной Каммамури. -Что там за препятствие?
– Неподвижная пика, наверное, воткнутая в стену. Изменим направление.
Он повернул направо и через несколько шагов натолкнулся на вторую пику, тоже неподвижную.
«Наверное, это оружие защиты, – подумал он, – а может, орудие пытки. Свернем налево. Есть же здесь какой-то проход».