Горит заря.В былые дни безумств, где радостно блистает Кто сердцем пуст,Как будто, пламенем охваченный, сгорает Иссохший куст,Когда, о мой Париж, хмелея легкой славой, Шальной богач,Ты шел и ты плясал, поверив лжи лукавой Своих удач,Когда в твоих стенах гремели бубны пира И звонкий рог, —Я из тебя ушел, как некогда из Тира Ушел пророк.Когда Лютецию преобразил в Гоморру Ее тиран,Угрюмый, я бежал к пустынному простору, На океан.Там, скорбно слушая твой неумолчный грохот, Твой смутный бред,В ответ на этот блеск, и пение, и хохот Я молвил: нет!Но в час, когда к тебе вторгается Аттила С своей ордой,Когда весь мир кругом крушит слепая сила, — Я снова твой!О родина, когда тебя влачат во прахе, О мать моя,В одних цепях с тобой идти, шагая к плахе, Хочу и я.И вот спешу к тебе, спешу туда, где, воя, Разит картечь,Чтоб на твоей стене стоять в пожаре боя Иль мертвым лечь.О Франция, когда надежда новой жизни Горит во мгле,Дозволь изгнаннику почить в своей отчизне, В твоей земле!Брюссель, 31 августа 1870 г.
СОЗЕРЦАНИЯ
СТАРАЯ ПЕСНЯ О МОЛОДЫХ ДНЯХ
Перевод М. Кудинова
Покой мой Роза не смущала…В лесу гуляли мы вдвоем,Я рассуждал о чем-то вяло,Теперь не помню уж о чем.Идя рассеянно с ней рядом,Я толковал о том, о сем,А Роза спрашивала взглядом:«И это все? А что потом?»Росинки жемчугом горели,Лес предлагал тенистый кров,Все соловьи для Розы пели,Я слушал пение дроздов.Шестнадцать мне. Я строгих правил.Ей двадцать лет. Полна огня.Хор соловьиный Розу славил,Дроздами был освистан я.Увидев ягоду на ветке,К ней руки протянула вдруг,Но, хмурый и лишенный сметки,Я белизны не видел рук.
