Тем временем жена в порядок сеть приводит, Сшивает паруса, следит за очагом, На ужин варит суп из рыбы, а потом, Спать уложив детей, творит в ночи молитву. Муж в море. Парусник вступает с бездной в битву. Уходит человек все дальше — дальше в ночь. Случись беда — никто не сможет им помочь. Среди подводных скал, близ их незримой кровли, Есть место страшное, но не сыскать для ловли Богаче места: там, среди скалистых глыб, Нашлось пристанище для серебристых рыб. Но это — крохотная точка в океане. И ночью, в декабре, средь грозных волн, в тумане, Чтобы ее в пустыне водной отыскать, Как надо точно силу ветра рассчитать! Как надо хорошо знать прихоти течений! Вдоль борта змеи волн несутся в исступленье, Пучина корчится и разевает пасть, И стоном ужаса ей отвечает снасть. О Дженни думает рыбак в ночи туманной. Все помыслы ее с ним рядом постоянно. Так мысленно они встречаются в ночи. III И Дженни молится и слышит, как кричит, Носясь над скалами, кричит морская птица, Как стонет океан; и наяву ей снится Обрушившийся вал, разбитый в щепы челн И гибнущий моряк во власти гневных волн. Заключены в футляр, как в вены кровь людская, Часы стенные бьют, без устали бросая В таинственную мглу минуты, дни, года, И означает их биение всегда Игру неведомой, неодолимой силы, И колыбели крик, и тишину могилы. А Дженни думает: «Что делать, боже мой?» Разуты малыши и летом и зимой. Какая нищета! Здесь хлеб едят ячменный… За дверью океан грохочет неизменно. Бьет тяжкий молот волн о наковальню скал, И кажется порой, что беспощадный шквал, Как искры очага, развеять звезды хочет; Ночь непроглядная безумствует, хохочет, Пускается танцовщицей веселой в пляс, Ночь, в сумрак и туман закутавшись до глаз И уподобившись разбойнику-злодею, Хватает парусник и с ношею своею Несется к скалам вдруг, и чувствует моряк, Как разверзается пред ним пучины мрак, Который крик его последний поглощает. В его сознании в последний миг всплывает Кольцо железное на пристани родной. Виденья мрачные пред Дженни чередой Проходят. Страшно ей. Сдавило грудь рыданье. IV О жены рыбаков! Как тяжело сознанье, Что муж, отец и сын, все те, кто дорог так, — Во власти хаоса; что самый лютый враг, Разбушевавшаяся грозная стихия, Играет жизнью их; что, ко всему глухие, На них бросаются, как звери, стаи волн; Что ветер, ярости неизъяснимой полн, Сечет и хлещет их и видеть им мешает; Что, может быть, сейчас им гибель угрожает, И где они — никто не ведает о том; И чтобы выстоять в сражении морском, Чтоб схватку выдержать с могуществом пучины, Им дан кусок доски и дан кусок холстины… И женщины бегут к бушующим волнам И молят океан: «Верни, верни их нам!» Увы! Какой ответ стихия дать им может? Всегда страшащая, она их страхи множит. Еще сильней тоска сдавила Дженни грудь. Муж в море. Он один. О помощи забудь. Скорей бы дети подросли, отцу подмога! Но вырастут они — и возрастет тревога; Он в море их возьмет, и, плача, скажет мать: «О, лучше бы детьми мне видеть их опять!» V Она берет фонарь и плащ. Пора настала Взглянуть на океан, на волны у причала, Не стало ли светать, не видно ль вдалеке Огня на мачте. В путь! И с фонарем в руке Выходит из дому она. Еще не веет Прохладой утренней, и в море не белеет Та полоса, где мгла от волн отделена. В предутреннем дожде особенно мрачна Природа. Потому так медлит день родиться. Нигде зажженный свет из окон не струится. Она идет во тьме. И но дороге вдруг