молчи? Моть, я встречный план выставлю! Давай, говорю, ослобождение, пока живой!
– Да вы не умрёте, – отвечает.
– Не я, а ты пока живой.
Дал, конечно. Такие у нас врачи. А инженеры, думаете, лучше? Ни подхода, ни линии к рабочему человеку. Был у нас на ХПЗ один такой. Не человек, а трудовой интеллигент.
– Продукция, – говорит, – у вас, товарищ Крикун, ни в дугу. Браку много. Подтянитесь!
«Ах ты, – думаю, – кому ж ты говоришь, а? Да, моть, я таких, как ты в семнадцатом без никоторого промфинплана тридцать семь штук в тачке вывез! А не веришь, так я тебе из дома контрольные цифры принесу. У меня записано. Из-за таких на заводе не удержишься, а потом говорят – летун, бездельник. И летаешь, потому не понимают рабочего человека. Разве летать – радость велика? Перешёл я, к слову, с ХПЗ на „Свет шахтера“. Разве ж такие условия труда? Гудок не тот, трамвай не тот. Пивная далеко. Пока привык – неделю опаздывал. Мастер начал буровить. Свой же брат рабочий, а как мастером стал, так сразу на интеллигентскую точку потянул: „Продукция плохая, норма хромает“. Поучитесь, говорит, у наших ударников. Как сказал он это, так верите, у меня в нутре что-то перевернулось. Мне? Учиться? У ударников? Да, моть, я сам такой ударник, что уже и не знаю, по ком и ударять. Такая обида! Ну, думаю, ладно. Посмотрю я на твоих ударников.
Ну, товарищи, куриный смех. За ударного бригадира баба! В штанах, в кепке. Чтоб Петька Крикун у бабы учился! Не будет, браток, дела. Я, браток, бабу классовым врагом считаю. Меня баба раз так подсекла – вовек не забуду. На собрании обсуждали мы план. Беру я слово. „Да, – говорю, – так и так, неправильно составлен план. Переборщили. Разве можно, чтоб такие задания? Да и норма завышена“. После меня берёт слово одна работница. „Действительно, говорит, правильно заметил тов. Крикун – план составлен неудачно, не учли всех возможностей. Нормы выработки ошибочные, их надо увеличить“.»
Как взяли меня на смех. «Что, – хохочут, – Крикун! Здорово тебя женский вопрос поддержал!» Под корень подсекла. Не могу я теперь на бабу смотреть. Разве она понимает душу рабочего человека? Правда, теперь и мужики не те пошли. Свой брат, а присмотришься... Heт таких, чтоб настоящий рабочий. Чтоб свой в доску. Он или двадцатипятитысячник, или законтрактован до конца пятилетки. Тот соревнуется, этот кого-то на буксире тянет. Этот ударник, тог энтузиаст. Один выполняет, другой перевыполняет. Одного премируют, второму орден на блюдечке. Нет житья чистокровному рабочему!
Несчастные
Летом, начиная приблизительно так с июня и аж по октябрь, везде и повсюду на улицах, в садах, в театрах, в магазинах, в трамваях, поездах, учреждениях и т. д. появляется особая категория людей.
Не заметить их нельзя, они настырно лезут вам на глаза своим поведением, а чаще цветом загорелых лиц, нарочито оголённых шей, грудей, рук и ног.
Это – курортники.
Люди, которые только что вернулись с курортов.
Они громко разговаривают, рассказывают курортные анекдоты, смеются, корчат из себя весёлых, жизнерадостных, беззаботных, счастливых.
Но не верьте им.
Всё это – фикция, обман. Всё это – для людского глаза.
На самом деле это несчастные люди.
Поговорите с ними внимательно и вы убедитесь, что это несчастнейшие люди нашей счастливой эпохи.
Я лично уже убедился, ибо разговаривал.
– Доброго здоровья, Kити.
– Ах, Сочи...
– И не думал менять псевдоним. Даже судебные исполнители уже привыкли описывать меня как Чечвянского. Как поживаете?
– Четырнадцать.
– Что?
– Взяла четырнадцать.
– Ах! Вы вон про что! Очень рад! Фунтов?
– Кило!
– Счастливая!
– Не очень. Против прошлого года не добрала кило.
– А-я-яй! Чем же объяснить такую катастрофу? Малым процентом озона в сочинском воздухе или, может...
– Ах! Какие там вазоны... Питание. Так намучилась! Понимаете: масла мало, яиц мало, молока мало, мяса мало, хлеба мало, фруктов мало...
Иван Иванович! Здрассс... Ишь! Прямо арап! На хлебозаготовках шпарились?
– Как раз... Из Ялты вчера вернулся.
– Из Ялты? Чудесно! Сколько взяли?
– Ой, не спрашивайте. Даже пуда не набрал.
– Неужели? Как же вы пережили такой удар? Подумать только: замдира треста и беспудовый, можно сказать, человек...
– Как пережил? Выстрадал. Вон как. Сплошная мука!
– Да в чём дело?
– Не знаете? С питанием ужас... Масла мало, сала мало, яиц мало, сыру мало, мяса мало, курей мало, винограду мало, хлеба, да и то чёрного, мало... Бывайте... Ох-хо-хо!
– Какой чудный загар! Евпатория?
– Новый Афон.
– Сколько взяли?
– Представьте, похудела.
– Да не может быть! И вы так спокойно про это говорите? Я всегда говорю, что сама природа назначила вас для героических поступков. Такой характер... Скала! Гранит!
– Скала. Уже неделю с этой скалы капают слёзы. Подумать – похудеть после курорта... Весила пять тридцать девять, а сейчас пять тридцать четыре. Пять фунтов, понимаете вы, бездушный мужчина!
– Понимаю, понимаю, без пяти фунтов женщина. Да «как дошла ты до жизни такой»?..
– И не остроумно. Если б вы знали, как там с питанием.
– Да ну? Перебои?
– Кризис! Буквально кризис! Масла мало, сала мало, яиц мало, молока мало, сметаны мало, сыру мало, фруктов мало, кофе мало, какао мало, винограду мало, а мясо, представьте себе, исключительно баранина. Полтора месяца буквально выстрадали...
– А! Привет! Что это с вами?
– А что?
– Да так... Будто не умывались.
– Ха-ха-ха! Ой, уморил! Ей-бо! Вот чудак! «Не умывалась...» Да это ж загар!
– Такой грязный?
– Фи-и. Это специальный загар.
