– Не, видали такую грубиянку! – всплеснула я руками. И, притворно ворча, уселась обратно – вскрывать очередную обертку.
– Так, Леш! Тебе – шапку с волосами. Точнее, это шотландский берет, к которому прицепили волосы ирландца, потому что они рыжие. Держи! И еще волынку. Будешь нам на праздники исполнять лирические композиции.
– Спасибо, Огучка! – Счастливый ДДА принялся рыться в своих пакетах.
– Лада! Теперь ты… – Оксанка, вздохнув, достала довольно большую, белую коробку, перетянутую красной бечевой. – Предупреждаю, только не по лицу!
Графова взяла подарок с предостерегающей улыбкой. Все оживились. Все-таки интересно, что это за непонятную штуку привезла Оксанка из Лондона.
По-прежнему улыбаясь очень нехорошо, Ладка развязала бечевку и заглянула внутрь коробки.
– Ах ты, тля ты этакая! – И она медленно вытащила на всеобщее обозрение боевые нунчаки.
Мы все так и грохнулись со смеху, понимая, что это подарок с намеком.
– Пять баллов, Оксана! – выставил вперед большой палец Олег.
– Сама ты тля! Понимала бы чего! – возмутилась Дорохова. – Ты только представь, насколько теперь возрастет мощь твоего удара! Чуть что, сразу… хл-лоп по яйцам – и енот валяется!
На этих словах Графова явно повеселела.
– Вот есть же дураки на белом свете, – пожимая плечами, рассмеялась она.
А дарительница, не в силах остановиться, протянула ей следующий презент:
– Ладно. Я на самом деле купила тебе еще альбом по живописи… – И предупредила: – Подарочное издание! Так что не вздумай в случае припадка драть оттуда листы.
Теперь-то уж Ладкиного присутствия мы лишились до вечера. Она тихо сидела в своем углу, шурша страницами, и не подняла головы даже тогда, когда на встречу явились клиенты в сопровождении Талова.
Надо сказать, что Михаил не появлялся в офисе с того самого дня, когда они уходили отсюда вдвоем с Лихоборским. Теперь я обратила внимание, как сильно он осунулся. Просто ходячий скелет! А круги у него под глазами были не просто черными. Они были до неприличия черными!
«Значит, проблемы у мальчиков очень серьезные», – озабоченно подумала я.
Мужчин, которых Миша привел с собой, было двое. Поздоровавшись, они все вместе гуськом направились в кабинет наверху, и Талов бросил мне на ходу:
– Ирина, минут через пятнадцать присоединяйтесь к нам.
– Хорошо, – кивнула я, успев мельком составить психологический портрет каждого из двух его спутников.
Первый, тот, что помоложе, ужасный нытик. Он абсолютно не будет меня слушать, а будет только канючить, что это все страшно дорого. Но его можно будет купить на имидж. Значит, стоит помахать перед ним красной брендовой тряпкой.
Второй посговорчивей. Его можно будет обвешать лапшей, как новогоднюю елку. И он, рано или поздно, со всем согласится. Тем более что главное слово, судя по всему, за ним.
Когда делегация скрылась из виду, Оксанка глазами указала мне на дверь. Дескать идем покурим. Только вдвоем.
Мы вышли на улицу. В небе собрались небольшие тучки – вот-вот мог начаться дождь. Ветер дул несильный и теплый, поэтому мы не стали возвращаться в офис за верхней одеждой.
Закурив, Оксанка разогнала рукой дым.
– Слушай, Ирка! Что это с Мишаней? – спросила она. – Ты заметила, как он выглядит? Как будто у него рак поджелудочной железы.
– Типун тебе на язык, Дорохова! Это все из-за твоего Лихоборского.
В лице моей собеседницы напряглась каждая мышца.
– А что с ним?
Я вкратце пересказала ей все, что видела и слышала сама, включая реакцию Всеволода на мои поздравления.
Оксанка слушала очень внимательно. Потом сказала:
– Ир! Хочешь – верь, хочешь – нет. Я уже как Балагура стала. Чуть что, сразу начинаю проклятие винить. Честное слово, прямо душа не на месте.
– Мать, да успокойся ты! Это же бизнес. А в бизнесе всяко-разно бывает. Конкуренция, налоговая, обэпы всякие. Это мы ничего подобного не видим, потому что так, мелочь пузатая. До нас дела никому нет. А у Лихоборского все на широкую ногу поставлено. Вот и огребает по полной программе.
Оксанка тяжко вздохнула:
– Ну ладно, слушай! Я тебя чего выдернула-то! Я там из Лондона кое-какие мыслишки привезла. Может, сейчас сходим куда-нибудь пообедаем? Я бы тебе их изложила.
– Ладно, – согласилась я.
– Ну, тогда все, договорились.
Оксанка уже было собралась зайти обратно, но я заверещала:
– Э, э! Погоди! Куда ты? А про Лысого-то ты мне расскажешь или нет?
Дорохова прыснула:
– Ну, итить твою за ногу! Вот ты меня с ним достала! Чего, влюбилась, что ли?
– Ага! – Я заблестела глазами. – Дорохунчик! Я его, как увидела – все! Мне крышу начисто срубило.
– Да это-то понятно, – проворчала Оксанка. – В здравом уме разве может эта мразятина кому понравиться? Чего тебе рассказать?
– Ну, какой он? Ты с ним общалась? Разговаривала?
– Пыталась один раз. Но он вел себя при этом так, будто я у него денег прошу. Я, Ир, честно, таких людей не понимаю. У него, наверное, из-за этой крутизны все волосы-то и повыпадали.
Тут в дверь высунулся хмурый Талов:
– Ирина, вы докурили? Идемте, мы вас ждем… С приездом, Оксана! Рад вас видеть.
Нда, с нытиком пришлось помучиться. Но в конечном счете второй, переварив лапшу, сказал свое веское слово. И контракт почти на полмиллиона долларов был подписан.
Когда клиенты ушли, мы с Мишей переглянулись. На его лице играла улыбка. Он мной гордился и был мне благодарен.
Я и сама собой гордилась.
– Вот! – Разведя руки в стороны, сказала я.
Он прикрыл глаза: мол, я и не сомневался.
– И ничего мне не скажешь?
Миша отрицательно мотнул головой, но все-таки сказал:
– Ты все знаешь…
– А ты похудел, ужасно осунулся.
Он молча заложил руки в карманы, продолжая смотреть на меня. Потом прошелся к окну. И уставившись куда-то вдаль, задумчиво произнес:
– Вчера держал на руках Севиного сына… Странное маленькое существо. С непонятными ручками, ножками. С непонятными мыслями… Он меня разглядывал. И ведь, наверное, думал что-то… Как ты считаешь, о чем может думать человек, которому две недели отроду?
Я пожала плечом. Мишино поведение меня настораживало.
