переходу — вон она, харчевня наша…
Мы воспользовались подземным переходом и вышли почти к самому крыльцу «харчевни» традиционного для советских времен «аквариумного» дизайна.
За стеклянными стенами стоял довольно приятный запах снеди, играла негромкая и почему-то знакомая музыка. Следуя за уверенно планировавшим к прилавку миролюбивым хищником из числа сапсанов, я напрягся — и вспомнил.
— Саша, это случайно не «Юрайя Хип»?..
Александр даже обернулся, и я понял, что вырос в глазах юноши метра на два с половиной.
— Да, «День рождения волшебника». Уважаете?
— Когда-то ночи напролет слушал. А разве теперь их не забыли?
— Классика бессмертна, — склонил голову Саша, застыв на мгновение. Я случайно глянул в его раскрытый бумажник и понял, отчего в обеденный час он собирается довольствоваться кофе. Не годится, мой юный друг!
— Саша, разговор у нас с вами будет долгий. Давайте пообедаем как следует?
— Конечно, пообедайте! — поддержала меня бойкая тетка за прилавком. — Супчик грибной только что сварился, пельмени сибирские у нас все хвалят. А? Давайте, молодые люди!
— Валерий Борисович… — начал было Саша, но я не дал ему проявить скромность, и мы заказали полный обед.
Обед, как говорится, прошел в теплой, дружественной обстановке полного взаимопонимания. Александр сам заговорил о покойном:
— Стас молодец был, хоть и работал в основном с попсовиками. Крутился, как пчелка в колесе. Не жался никогда, имел свое мнение. Мне помогал часто, особенно с интервью. Помните, Киркоров в Краснобойцовск приезжал? Я тогда совсем на мели сидел, Наташку с Глебом на хлебе держал. А Стаська меня подвел к Филу в нужный момент, я и треснул в «Наших вестях» статью на полполосы — с тех пор так там и подкармливаюсь, признали… — Парень, явно охваченный воспоминаниями, опустил голову и ловко подцепил с тарелки последнюю дольку помидора.
— А где вы познакомились?
— Да здесь и познакомились — я имею в виду, в клубе. Мы тогда оба Чижа заманивали, но очень хорошо потом договорились: он и в цирке отыграл, и в рок-клубе, как раз на вторую годовщину.
Принесли первое. Я подождал, пока наша хозяйка расставит дымящиеся тарелки с аппетитным варевом и удалится, после чего задал этот дурацкий вечный вопрос:
— Как вы думаете, Саша, у него были враги?
Он ответил сразу и с нескрываемой горечью:
— Да у кого их нет? А Стас еще и человеком оставался — чуть ли не единственным в их гадюшнике. Удивительно, как ему удавалось вертеться и не скурвиться. Наверное, кому-то был нужен, а теперь решили, что без него обойдутся.
Некоторое время мы молча поглощали горячий острый суп, хрустя крупно порезанной вешенкой. Саша ел красиво и аккуратно; впрочем, не оставалось сомнений, что сытно обедать ему приходится отнюдь не каждый день, — знаю я эти «гонорары» у наших «первопечатников». Мне, по совести говоря, тоже давненько не случалось отведать горяченького — то некогда, то ленюсь…
— И все-таки, Александр, — вернулся я к своим баранам (они же — волки, они же — гады ползучие), — можете назвать кого-то конкретно?
— Скорее нет, чем да, — ответил он, опуская ложку в опустевшую тарелку. — Я не сыщик, прошу прощения… Появлялся с ним однажды такой поплавок здоровенный с парой шкафообразных. Ухмылка у него была мерзкая, высокомерная — терпеть ненавижу! Про таких говорят: лыбу давит…
Подоспело второе. Пельмени составили достойную конкуренцию грибному супчику, и мне стоило немалых трудов оторваться от кушанья ради продолжения нашей беседы.
— А что, Станислав всегда один с вами встречался? Больше неприятных типов рядом с ним не замечалось?
— Очень даже замечалось, — пережевывая очередной пельмень, ответствовал мой сотрапезник. — Просто потом Стас сам о нем говорил, и так получилось, что сразу после этого разговора случилось одно забавное событие…
— Ну-ка, ну-ка, — поощрил я своего собеседника. — Что за случай?
— Мы летом выбирались к друзьям из универа на раскопки. Там был кое-кто из местных бардов, системные ребятки подгребли с рок-тусовки, и мы с семьями рванули на выходные. Вечером, натурально, почумились, а на рассвете просыпаюсь, вылезаю из палатки и вижу — Стас уже встал, первую сигарету тянет. Я подхожу. Стоим, курим на берегу — лагерь свой археологи у озера сотворили. Над водой туман — периной, тишь — до звона. И вдруг откуда-то с дальнего берега пробивается сквозь туман женский голос: «Ва-анька-а! Коров гони…. твою ма-ать!» И эхо: «… твою ма-а…» Откуда-то из другого места доносится: «Чо-о-о?!» — «Ко-ро-вы, рыба-ак…ный!» — «На… я их вида-а-ал!» — «… ты сраный, придешь…., убью!»
Я живо представил нарисованную Сашей картину и не смог удержаться от смеха — хорошо еще не подавился. А потом мой собеседник продолжил:
— Вот тогда-то Стас и сказал, кивнув на туманную гладь: «Лучше материться на всю ивановскую, чем вежливо улыбаться и сжирать с порохами, как мои „поплавки“…». «Какие?» — спрашиваю. «Да ты видел, заходил в клуб один сальный пузырь со своими брюхохранителями… черт, такое утро одна мысль о нем испоганила».
— Имена? — с надеждой заглянул я в Сашины глаза, еще подернутые пеленой воспоминаний.
— Нет, — он покачал головой, комкая бумажную салфетку. — Предпочитаю не замечать того, чего не в силах изменить.
«Мудро, юноша», — мысленно одобрил я и решил продолжить «интервью».
…Когда мы закурили и приступили к кофе, я уже многое знал и об Александре, и о покойном Станиславе, причем оба мне нравились все больше.
— Разрешите и мне задать один вопрос, Валерий Борисович?
Я кивнул.
— Вы считаете, что его убили?
— Не исключено, — уклончиво ответил я.
— Понятно, — кивнул он. — Что-то конкретное?
— Нет, — покачал головой я, незаметно для себя перенимая его привычку сопровождать реплики движениями в шейном отделе позвоночника. — Пока только сомнение в официальной причине смерти: упал под трактор и замерз… шутка.
— Да, такая вот грустная шутка, — заметил Саша.
После обеда я подвез Александра до Среднего рынка, искренне поблагодарил за беседу, и мы расстались, обменявшись координатами. Он вскочил в троллейбус и укатил в свою редакцию, а я нырнул в толпу, гомонившую на подступах к зданию рынка.
Хризантем сегодня, на мое счастье, было много. Я выбрал самые крупные и свежие, так что букет из семи штук пришлось нести обеими руками.
Уложив белых красавиц на заднее сиденье, я проехал еще квартал и нашел местечко рядом с серым «кирпичом» компании «Российский колос».
Здесь работала Надежда Разнощекова.
Работала она у здешнего президента (или председателя правления? не знаю) личным… мн-э-э… секретарем. В свое время она пришла к нам в «ящик» бухгалтером, молниеносно, не успев еще заочно проучиться в экономическом и двух лет, взлетела до заместителя главбуха. Злые языки… впрочем, не станем мыть кости свободной молодой стройной женщине, к тому же натуральной (!) блондинке, думал я, поднимаясь по лестнице. Частная сексуальная жизнь — это свято. Я когда-то ей помог, она… мн-э-э… в долгу не осталась. Считаемся друзьями…
Отягощенный букетом и размышлениями о былом, я прошел бы мимо своей цели, если бы не услышал насмешливый голос:
— Здравствуй, Валера! И кто же счастливица, которой ты несешь столь роскошные цветы?
