Том кивнул:
– Один из старшеклассников уже приглашен в Стэнфорд, а еще один – в Дьюк.
– В Стэнфорде хорошая теннисная команда, – сказал Эрик. – Я знаю Билли Миксера.
– Кто это?
– Тренер.
– Вот как?
– В восемьдесят девятом мы играли в парном финале в Эстроли. Мальчишка, который поступает в Стэнфорд, – номер один в школьной команде?
– Да.
– А Сэм?
– Идет к тому, что этой весной он станет вторым.
– Думаю, я могу позвонить Билли. Замолвить словечко.
Скотт прекратил подбрасывать мяч.
– Думаешь, Сэм сможет играть за Стэнфорд? – спросил Том. Он выглядел одновременно и удивленным, и польщенным.
Эрик задумался. В наступившей тишине они опять услышали Гудукаса: «Вот придурок!»
Эрик посмотрел на Тома:
– Сэм хорошо соображает. Я позвоню Билли.
– Спасибо, – сказал Том.
«Вот как свершаются большие дела, – подумал Скотт. – Все просто».
– Эй, парни! – крикнул Гудукас. – У меня там сплошная лажа. Нужно идти. Как раз тогда, когда мы разыгрались. Нужно будет повторить. Спасибо за приглашение, Эрик! Скотт, увидимся. Приятно было познакомиться, Томми!
Когда он ушел, Скотт сказал:
– Можем еще сыграть.
– Вы, ребята, играйте, – сказал Эрик. – А у меня еще миллион ракеток, на которых нужно подтянуть струны.
Братья переглянулись.
– Ну, не знаю, – протянул Том.
– Ладно, давай собираться.
Том пошел к скамейке, на которой лежали их свитера, чехлы для ракеток, бутылки с водой. Скотт чуть понизил голос:
– А как с Брэндоном? –
– Брэндон? – Эрик и не подумал говорить тише.
– Теннис.
Эрик на секунду задумался:
– Он должен работать над своей стойкой. Но я подумывал о том, чтобы время от времени приглашать его на наши с вами игры.
– Я имел в виду будущее, колледж.
– Колледж? – Как у всякого хорошего игрока в теннис, глаза Эрика были близко посажены. Сейчас Скотту показалось, что расстояние между ними еще уменьшилось. – Как Стэнфорд или Дьюк?
Названия колледжей – Стэнфорд и Дьюк – Эрик произнес с какой-то странной, немного презрительной интонацией.
– Может, колледжи, которые участвуют в играх третьего дивизиона, – сказал Скотт. Его голос прозвучал очень резко, хотя, возможно, причина была в акустике зала. – Мидлбэри или Тафтс.
– Мидлбэри… Тафтс… – Эрик облизал губы. – В наше время, Скотт, сложно поступить даже в колледжи третьего дивизиона.
Скотт взглянул на Тома: тот снимал налокотник и, казалось, ничего не слышал.
– Но кто знает? – Эрик похлопал Скотта по плечу. – Ладно, парни, почему бы вам не сыграть? Время еще есть.
Том обернулся и посмотрел на Скотта в упор:
– Ты как?
– Черт! Ну давай.
– Быстрый сет?
Скотт пожал плечами. Что он имел в виду? Быстрый для кого?
– Подавай, – сказал Том. Его лысеющая макушка покраснела.
–
Они уже очень давно не играли друг против друга. Скотт раньше играл лучше Тома: в те годы, когда они входили в Ассоциацию теннисистов Новой Англии, он всегда стоял на несколько строчек выше брата, и в колледже он играл гораздо лучше, обыгрывая тех, кто обыгрывал Тома. Он был крупнее, сильнее, быстрее. Его подачи всегда были лучше. И тем не менее он никогда не мог обыграть самого Тома: ни тогда, когда они только начинали, ни в школе, ни в колледже. Когда они играли в последний раз, Скотту было двадцать один, это было его второе лето в Университете Коннектикута, а Тому было двадцать три, и он уже работал на старика. Они играли на рыжем песочном корте, таких теперь почти нет. Вокруг никого не было – слишком жарко. Том: 7–6, 6–7, 7–6 (13–11). Это был максимальный результат, когда-либо достигнутый Скоттом. Лучше сыграть он не мог. После матча они накричали друг на друга, даже подрались.
Скотт положил в карман два мяча, взял в руку третий. Том, в отличие от Гудукаса абсолютно расслабленный, ждал совсем рядом с задней линией, что страшно раздражало Скотта.
Скотт уже хотел сказать что-то вроде
8
Том, 6–0.
Быстрый сет. Когда все закончилось, они пожали друг другу руки у сетки, старательно отводя глаза. Том сказал что-то успокаивающее, что-то о везении, хороших и плохих днях. Скотт не мог заставить себя говорить. Он весь горел – лицо, тело, руки. Он ушел, оставив ракетку на корте, там, куда он ее швырнул.
Том пошел в раздевалку, Скотт – в тренажерный зал, где принялся ожесточенно поднимать штангу, пытаясь прогнать мысли об игре. Он никогда не мог соперничать с Томом, так же как Брэндон не мог соперничать с Сэмом. Семьдесят пять процентов против девяносто девяти. Все было именно так. Девяностодевятипроцентные сливки, сливки Американской Мечты. Сладкая жизнь, сверху взирающая на остальное дерьмо. Эти девяностодевятипроцентные, возможно, даже и не знали, что жизнь – это соревнование. Неужели это будет продолжаться вечно? Вечное карабканье вверх по лестнице. Он подумал об Адаме. Адам, который без труда бы победил всех и каждого.
Мысль о сыне успокоила Скотта. Не то, как тот с легкостью прошел бы все тесты и поступил в университет, не то, что он мог стать лучшим, а просто – мысль об Адаме. Скотт встал со скамейки, разобрал штангу и убрал чугунные кругляши на место. Конечно, он любил всех своих детей одинаково, как и положено хорошему отцу. Но Адам…
В раздевалке он переоделся в плавки, накинул халат и, чувствуя, что еще не готов встретиться с братом, быстро прошел мимо двери в парную. В клубе была джакузи. Скотт открыл дверь в комнату с ванной, и ему навстречу хлынули клубы пара. Скотт быстро скинул халат и скользнул в горячую бурлящую воду. Том был там – сидел в дальнем конце ванной.