Раздался оглушительный грохот, Роман почувствовал, как опора ушла из-под его ног и он полетел вниз в туче пыли вместе с обломками камня, кусками балюстрады, смятыми листами зеленой кровельной жести, каменными ангелами и людьми, всего лишь несколько секунд назад стоявшими рядом с ним.
Романа развернуло лицом вверх, и он увидел, как огромный золоченый крест, покачнувшись, наклонился, а потом вместе с фрагментом купола провалился внутрь собора. Раздался громовой удар, и из пролома, в который упал крест, поднялось облако пыли.
А Роман все падал.
В его голове мелькнула мысль о том, что он давно уже должен был лежать под грудой развалин, но этого почему-то до сих пор не случилось. Вокруг Романа мелькали толстые обломки стен, каменная крошка, человеческие тела, и этому не было конца.
Вдруг Роман с удивлением услышал, что сквозь грохот, скрежет и истошные человеческие крики прорвался совершенно неуместный звук дверного звонка. Причем именно того самого звонка, который имелся в прихожей его квартиры.
Этот знакомый звук становился все ближе и громче, потом картина катастрофы подернулась рябью, и Роман проснулся. С трудом открыв глаза, он сглотнул и почувствовал, что во рту сухо и пыльно, как во внутренностях старого телевизора.
Звонок звонил не переставая, и Роман, прохрипев несколько матерных слов, с трудом сел. Комната тут же поплыла вокруг него, но, схватившись дрожащей рукой за спинку кровати, Роман смог удержать равновесие.
На стуле сидел Шнырь, который внимательно и даже как бы с любопытством следил за Романом.
– Это ты насрал мне в рот? – прошептал Роман и медленно встал.
Из прихожей доносился непрекращавшийся звон.
На глаза Роману попалась коробка с немецким пивом, и он понял, что нужно немедленно промочить горло, иначе будет совсем плохо. А тот кретин, который стоит за дверью и настырно давит на кнопку звонка – подождет.
Вытащив из коробки одну из остававшихся в ней трех бутылок, Роман присосался к горлышку и оторвался от него только тогда, когда бутылка опустела.
Жадно вздохнув несколько раз, словно он только что вынырнул из-под воды, Роман бросил бутылку в угол и взял вторую.
А звонок все не умолкал.
– Звони, звони, – сказал Роман, открывая пиво, – вот я сейчас открою дверь и позвоню тебе по башке...
От второй бутылки он отпил только половину и, сочтя, что пока хватит, направился в прихожую, хватаясь за стены, потому что его кидало из стороны в сторону, а пол предательски уходил из-под ног.
Открыв дверь, Роман с трудом сфокусировал глаза на стоявшей за дверью фигуре и узнал Шапиро. За его спиной виднелись какие-то люди, но Роман тут же забыл об этом.
– Ну заходи, – сказал он и шагнул в сторону.
При этом его повело, и Роман повалился на вешалку, сорвав висевшую на ней одежду. Рухнув на пол, Роман ощутил себя лежащим на потолке и обеспокоенно сказал стоявшему внизу Шапиро:
– Ты только осторожно... Здесь у меня штормит. Пива хочешь?
– Потом, потом, – торопливо ответил Шапиро, колыхаясь и ускользая из фокуса, – поехали со мной, дело есть.
– Куда поехали-то? – спросил Роман, шевеля непослушными руками и пытаясь спуститься вниз, на пол.
– Там узнаешь. Важное дело.
– Дело... – Роман почувствовал, что пиво дошло куда надо и в теле появилось сладкое ощущение блаженства. – Дела у прокурора... Дело, тело, надоело...
Глаза Романа закрылись, и Шапиро вместе с прихожей, а заодно и со всей вселенной исчезли.
Шапиро оглянулся на уже вошедших в прихожую людей и сказал:
– Ну вот, видите...
– Видим, – кивнул один из них, постарше и посолиднее, – но это ничего.
Он обернулся к двум другим и приказал:
– В машину его.
Те сноровисто взяли Романа за руки-ноги и потащили его вниз по лестнице.
– А вы, – главный снова повернулся к Шапиро, – помните, что хоть я и не беру с вас расписку о неразглашении, длинный язык может сослужить вам плохую службу.
– Я... я понимаю, – ответил бледный Шапиро.
– Вот и хорошо, – кивнул главный, – так что желаю здравствовать. Мы вам еще позвоним.
Он вышел из квартиры, а Шапиро бросился к окну и успел увидеть, как бесчувственное тело Романа закинули в просторный багажник «мерседеса», на котором Шапиро привезли к Роману, затем трое сотрудников отдела по борьбе неизвестно с чем неторопливо уселись в машину, и «мерседес» медленно выехал из двора.
Шапиро вытер со лба пот, потом прошел в комнату и, обнаружив в углу коробку с последней бутылкой пива, сказал тершемуся у ног Шнырю:
– И не надейся. Здесь только одна.
Достав бутылку, он открыл ее и, сделав несколько глотков, вышел в кухню.
Там он уселся за стол, закурил и обратился к Шнырю:
– Может быть, ты сможешь объяснить мне, зачем эти люди выдернули бедного Шапиро из теплой постели? Они что, не могли сами, без меня, приехать к Роману? Зачем я им понадобился? Не знаешь?
Шнырь не знал, а если и знал, то молчал, как партизан в вытрезвителе.
– Молчишь, – вздохнул Шапиро, – и вообще, кто они такие? Удостоверения... Ну да, удостоверения, но я не успел прочитать, с чем они там борются. Плохо это все...
Шнырь промолчал, а потом подошел к холодильнику и стал царапать дверь когтистой лапой.
– Жрать. Тебе бы только жрать, – огорченно сказал Шапиро, – а как помочь Шапиро советом, так нет тебя...
Шапиро снова вздохнул, потом встал и, отпихивая ногой оживившегося Шныря, подошел к холодильнику.
Глава 5
БЕЖАТЬ, БЕЖАТЬ И ЕЩЕ РАЗ БЕЖАТЬ!
Арбуз сидел за стеклянным столом и, вертя в пальцах авторучку, слушал доклад одного из бригадиров, наиболее приближенного к нему сотрудника Володи Тюрина, которого, понятное дело, все называли Тюрей.
– Мне прям неловко, Михаил Александрович, – гудел Тюря, – но я выяснил, что студию Меньшикова грабанули наши братки.
– Что-о? – Арбуз сломал авторучку пополам и подался вперед. – Что ты сказал?
– Ну, это, – Тюря вжался в спинку кресла, – наши, стало быть, братки там были.
– Кто именно? – прищурился Арбуз. – Говори! Тюря вздохнул и, чувствуя, что обрекает братков на долю горькую, ответил:
– Батон, Щербатый и Глюк.
– Так, – Арбуз зловеще кивнул, – хорошо. Быстро их ко мне. Быстро! Одна нога здесь, другая там! И зачем я их зову – не говори. Понял?
– Понял.
Тюря вскочил и выбежал из кабинета.
– Ну, блядь, я вам устрою... – произнес Арбуз и нажал на кнопку селектора.
– Да, Михаил Александрович, – пропищал в динамике нежный голос Танечки.
– Принеси-ка мне кофейку, – распорядился Арбуз.
– Сейчас, Михаил Александрович, – ответила Танечка, и селектор умолк.
Через минуту дверь бесшумно отворилась, и Танечка поставила перед Арбузом маленький поднос, на котором имелась дымящаяся чашка кофе и кусочек сахара на отдельном блюдце.
