до скончания века.
Зайдя в прихожую, Боровик проигнорировал протянутую руку Романа и направился на кухню.
– Ты не хочешь пожать руку своему другу? – пьяно изумился Роман.
Боровик сел на свободную табуретку и мрачно ответил:
– Друг, говоришь? Мои друзья преступникам побеги не устраивают.
– А, вот ты о чем... – криво усмехнулся Роман и сел напротив Боровика. – А ты, стало быть, уже знаешь.
– Стало быть, знаю, – кивнул Боровик. – Налей водки.
– Сам налей, – ответил Роман, – а то вдруг я тебе яду подсыплю. Чтобы избавиться от преследователя.
Боровик мрачно посмотрел на Романа, затем встал, взял с кухонной полки стопку и, сев на место, наполнил ее.
– Тоста не предлагаю, – сказал он и выпил водку.
– Понимаю, – усмехнулся Роман, – вы, стражи закона, с преступниками не пьете.
Он налил себе и сказал:
– А мы, преступники, не пьем со стражами закона.
И тоже выпил.
В кухне повисло напряженное молчание.
Боровик закурил, стряхнул пепел в раковину и сказал:
– Давай рассказывай все как есть. Иначе я из тебя душу вытрясу, не посмотрю, что друг. Хотя какой ты теперь друг... Короче, я тебя слушаю.
– Все как есть... – Роман налил себе еще одну стопку и поднял ее на уровень глаз. – Это что, с самого начала?
– Да.
– Ну, это... В начале было Слово, – начал Роман нараспев.
– Прекрати, – угрожающе произнес Боровик, – я не шучу.
– Какие тут шутки, – тоскливо ответил Роман, – тут уже, знаешь ли, не до шуток...
Он опрокинул стопку в себя и, покачнувшись, поставил ее мимо стола.
Стопка укатилась под раковину, и Роман, весь скривившись, сдавленным голосом произнес:
– Вот, блин... Похоже, я уже готов.
Он посмотрел на Боровика разъезжающимися глазами, потом неверной рукой достал сигарету и, отмахнувшись от Боровика, который поднес ему зажигалку, сказал:
– Не надо. Я как-нибудь сам.
Взяв из вазы другую зажигалку, он прикурил, подпалив себе при этом бровь, и, старательно установив локоть на стол, задумчиво сказал:
– Тут, понимаешь, какая херня получается... Одно за другим. Сначала грабанули студию и унесли не что-нибудь дорогое, а именно винчестер с моим новым альбомом. Потом этот винчестер подбросили ко мне в машину, а поганые менты остановили меня, и один из них, паскуда, с первой же попытки нашел его. Чуешь?
Роман икнул.
– А понятые, блядь, у них уже при себе были. Наготове. Чуешь, суперспец? Вот я и думаю, кому это нужно было... И ничего не понимаю. А на следующее утро уже и газетка вышла со статьей. Знаменитый, мол, уголовный певец решил сам попробовать криминала. И все такое прочее. Она там, в комнате, валяется... Ладно, хрен с ним, не в этом дело. А побег... Ну что же, будет тебе про побег. Приходит ко мне, стало быть, Арбуз.
– Арбуз? – Боровик удивленно поднял брови.
– А что ты удивляешься? – Роман с пьяной пренебрежительностью пожал плечами. – Он у нас что, директор пансионата для больных детей, что ли? Обыкновенный вор в законе. Твой, так сказать, оппонент. И я вообще удивляюсь, почему ты его до сих пор не повязал? Пренебрегаешь служебным долгом? Закрываешь глаза на преступность? Дружков своих покрываешь?
Роман ехидно прищурился.
– Слушай, – зло сказал Боровик, – я тебе сейчас в табло дам!
– Во! – Роман поднял палец. – Вот именно! Приходит Арбуз и первым делом дает мне в табло. Гад ползучий! Друга – по лицу... И говорит – ты, говорит, сволочь. Ты, говорит, сам у себя украл винчестер, чтобы это... Ну, выкуп там со спонсоров потребовать или еще что. Поэтому, говорит, ты сволочь. Я ему говорю – не я это, а он не верит... Мне не верит!
Роман выпучил глаза и стал тыкать себя пальцем в грудь.
– Мне – и не верит!
Он помолчал и продолжил:
– Ладно, говорит, разберемся. А у меня, говорит, в смысле – у него, ко мне разговор деловой есть. А поскольку я, то есть – я, виноватый, то я ему отказать не смогу. И рассказывает мне про этого человека. Говорит, что он невиновный, что его посадили специально и что его в тюрьме убьют. И, говорит, не в том дело, что его убьют, людей, мол, и так каждый день убивают... А в том дело, что этот человек единственный свидетель какого-то очень страшного... Ну, заговора, что ли... И поэтому его нужно спасти, потому что иначе он, Арбуз, стало быть, спокойно спать не сможет.
Роман налил себе водки, выпил ее и пьяным голосом сказал:
– Не сможет спать... А ему и так спать неспокойно. Попробуй-ка одной рукой воровскими делами ворочать, а другой – дочку растить. Да еще и без матери.
Боровик с удивленим посмотрел на Романа, потому что ни о какой дочке Арбуза никогда не слышал, а тот, не замечая ничего, продолжал:
– Представляешь, каково ему, вору в законе? Ведь если общество узнает, что он заботливый отец, ему ведь порицание вынесут. Ты что же, скажут ему братья-воры, ты ведь не имеешь права! Ты ведь... Ни семьи, ни детей! Закон! Понятия! Паскуды... А у него и так горе – до сих пор по жене своей тоскует. Ну, не жена она ему была, в смысле – не официальная... А так – настоящая жена. Любовь там, нежность, верность... И вот однажды она не вернулась вечером от подруги, а через два дня ее мертвую нашли. На пустыре. Ее машина какая-то сбила и уехала. В Купчине это было, восемь лет назад. И осталась Арбузу дочка шести месяцев. Как Лонгрену... Читал «Алые паруса» Грина?
– Читал, – Боровик машинально кивнул, но было видно, что он озабочен какой-то мыслью.
Однако Роман по причине сильного опьянения не заметил этого.
– Как Лонгрену... Да. И вот наш вор в законе начинает растить маленькую дочку. Заботливый отец и прочее... Это ведь нужно умело скрывать от криминального сообщества, понимаешь? В общем...
– Слушай-ка, – Боровик решительно прервал пьяные излияния Романа, – а когда у него жена погибла?
– Это... – Роман нахмурился. – Девяносто седьмой год, август... Подожди... Ага! Четырнадцатого августа девяносто седьмого года. В Купчине это было, на пустыре около недостроенного метро. Угол Бухарестской и Турку.
Боровик побледнел и закрыл глаза.
– Ее какая-то машина сбила, – продолжал Роман, не замечая изменившегося лица Боровика, – она упала и угодила головой на камень. А потом встала и пошла куда-то уже без сознания. То есть – не соображала, куда идет. Поэтому ее и не нашли сразу. Она в бурьяны забрела...
Боровику стало не по себе.
Пьяный голос Романа отдалился и бубнил где-то на границе восприятия, а перед Саней Боровиком снова развернулись события той кошмарной ночи четырнадцатого августа девяносто седьмого года.
Вот он едет через пустырь, вот выскакивает из машины, чтобы разорвать молодых подонков, вот он с ужасом видит, что они насилуют не какую-то постороннюю девушку, а его младшую сестру Наташу...
И тогда он убил их, а Наташа умерла на месте от сильной потери крови.
А потом, когда он, спрятав трупы насильников в контейнер со строительным мусором, уезжал с места событий, то оглянулся...
И в это время машина ударилась во что-то мягкое, но, когда Боровик снова посмотрел вперед, то ничего
